Том 5. Стихотворения 1923

да от избы
    углей
         полтора мешка.
Обнищал Тит:
            проселки месит пятой.
Не помогли
        ни бог-отец,
              ни сын,
                  ни дух святой.

А Иванов Ваня —
         другого сорта:
не верит
    ни в бога,
         ни в чёрта.

Товарищи у Ваньки —
сплошь одни агрономы
            да механики.
Чем Илье молиться круглый год,
Ванька взял
       и провел громоотвод.

Гремит Илья,
          молнии лья,
а не может перейти Иванов порог.
При громоотводе —
         бессилен сам Илья
пророк.
Ударит молния
              Ваньке в шпиль —
и
   хвост в землю
         прячет куце.
А у Иванова —
               даже
         не тронулась пыль!
Сидит
    и хлещет
         чай с блюдца.
Вывод сам лезет в дверь
(не надо голову ломать в му́ке!):
крестьянин,
        ни в какого бога не верь,
а верь науке.

[1923]

Обряды

Кому и на кой ляд целовальный обряд *

Верующий крестьянин
             или неверующий,
                 надо или не надо,
но всегда
    норовит
         выполнять обряды.

В церковь упираются
         или в красный угол,
крестятся,
    пялят глаза, —
а потом
    норовят облизать друг друга,
или лапу поповскую,
         или образа.
Шел
       через деревню
         прыщастый калека.
Калеке б этому —
         нужен лекарь.
А калека фыркает:
         «Поможет бог».
Остановился у образа —
                 и в образ чмок.

Присосался к иконе
         долго и сильно.
И пока
    выпячивал губищи грязные,
с губищ
    на образ
         вползла бациллина —
заразная,
посидела малость
и заразмножалась.
А через минуту,
               гуляя
         ради
первопрестольного праздника,
Вавила Грязнушкин,
         стоеросовый дядя,
остановился
         и закрестился у иконы грязненькой.
Покончив с аллилуями,
будто вошь,
в икону
    Вавила
         вцепился поцелуями,
да так сильно,
            что за фалды не оторвешь.

Минут пять
        бациллы
переползали
         с иконы
         на губу Вавилы.
Помолился
       и понес бациллы Грязнушкин.
Радостный идет,
                аж сияют веснушки!
Идет.
         Из-за хаты
              перед Вавилою
встала Маша —
               Вавилина милая.
Ради праздника,
         не на шутку
впился Вавила
             губами
            в Машутку.
Должно быть, с дюжину,
                 бацилла за бациллой,
переползали в уста милой.
Вавила
    сияет,
         аж глазу больно,
вскорости свадьбу рисует разум.
Навстречу — кум.
         «Облобызаемся
                     по случаю престольного!»
Облобызались,
             и куму
         передал
            заразу.
Пришел домой,
              семью скликал
и всех перелобызал —
             от мала до велика;
до того разлобызался в этом году,
что даже
    пса
           Полкана
         лобызнул на ходу.
В общей сложности,
         ни много ни мало —
слушайте,
    на́ слово веря, —
человек полтораста налобызал он
и
   одного зверя.
А те
       заразу
    в свою очередь
передали —
         кто — мамаше,
            кто — сыну,
            кто — дочери.
Через день
    ночью
         проснулся Вавила,
будто
         губу ему
           колесом придавило.
Глянул в зеркало.
         Крестная сила!
От уха до уха
          губу перекосило.