Се же слыша, велми нача скорбети.
Оттуда же приде к Батыеви на Волгу. Хотящу ся ему поклонити, пришедшу же Ярославлю человеку Сънъгурови,[582]
рекшу ему: «Брат твои Ярославъ кланялъся кусту и тобе кланятися». И рече ему: «Дьяволъ глаголеть из устъ ваших. Богъ загради уста твоя и не слышано будеть слово твое». Во тъ час позванъ Батыемь, избавленъ бысть Богомъ и злого их бешения и кудешьства. И поклонися по обьчаю ихъ, и вниде во вежю его. Рекшу ему: «Данило, чему еси давно не пришелъ? А ныне оже еси пришелъ — а то добро же. Пьеши ли черное молоко, наше питье, кобылий кумузъ?» Оному же рекшу: «Доселе есмь не пилъ. Ныне же ты велишь — пью». Он же рче: «Ты уже нашь же тотаринъ. Пий наше питье». Он же испивъ поклонися по обычаю ихъ, изъмолвя слова своя, рече: «Иду поклониться великой княгини Баракъчинови».[583] Рече: «Иди». Шедъ поклонися по обычаю. И присла вина чюмъ и рече: «Не обыкли пити молока, пий вино».О, злее зла честь татарьская! Данилови Романовичю, князю бывшу велику, обладавшу Рускою землею: Кыевомъ и Володимеромъ и Галичемь со братомъ си, инеми странами, ньне седить на колену и холопомъ называеться! И дани хотять, живота не чаеть. И грозы приходять. О, злая честь татарьская! Его же отець бе царь в Руской земли, иже покори Половецькую землю и воева на иные страны все. Сынъ того не прия чести. То иный кто можеть прияти? Злобе бо ихъ и льсти несть конца. Ярослава, великого князя Суждальского, и зелиемь умориша, Михаила, князя Черниговьского, не поклонившуся кусту, со своимъ бояриномъ Федоромъ, ножемь заклана быста, еже преде сказахомъ кланяние ихъ, еже венець прияста мученицкы. Инии мнозии князи избьени быша и бояре.
Бывшу же князю у них дний 20 и 5, отпущенъ бысть, и поручена бысть земля его ему, иже беаху с нимь. И приде в землю свою, и срете его братъ и сынови его, и бысть плачь обиде его,[584]
и болшая же бе радость о здравьи его.Тое же зимы Кондратъ[585]
присла посолъ по Василка, река: «Поидемь на ятвязе». Падшу снегу и серену, не могоша ити и воротишася на Нуре.[586]Бысть же ведомо странамъ приход его всимъ ис татаръ, яко Богъ спаслъ есть его.
Въ то ж лето присла король угорьскый вицькаго река: «Поими дщерь ми за сына своего Лва». Бояше бо ся его, яко былъ бе в татарехъ, победою победи Ростислава и угры его. Помыслив же си с братомъ, глаголу его не уя веры, древле бо того изменилъ бе, обещавъ дати дщерь свою.
Курилъ бо митрополитъ идяше посланъ Даниломъ и Василкомъ на поставление митрополье Руской. Бывшу же ему у короля, убеди и король словесы, многими дары увещова, яко: «Проведу тя у грькы с великою честью, аще створить со мною миръ». Онъ же рече: «Клятвою клени ми ся, аще не премениши слова своего, азъ шедъ приведу и». Пришедъ же митрополитъ и рече ему: «Хотение твое у тебе есть. Поими дщерь его сыну си жене». Василкови рекшу: «Иди к нему, яко крестьянъ есть». Оттуда же Данилъ поиде, поемь сына своего Лва и митрополита, иде к королеви, и во Изволинъ,[587]
и поя дщерь его сыну си жене, и отдасть ему ятыя бояры, еже Богъ вдасть в руце его, одолевшу ему с братом Ярославля. И створи с нимъ миръ и воротися в землю свою.Въ лето 6759. Умре князь великий лядьскый Кондратъ, иже бе славенъ и предобръ. Сожалиси по немь Данило и Василько. Потом же сынъ его умре Болеславъ, Мазовешьскый князь, и вдасть Мазовешь брату своему Сомовитови,[588]
послушавъ князя Данила: бе бо братучада его за нимъ, дочи Александрова, именемь Настасья, яже посяже потом за боярина угорьского, именемь Дмитра.[589]В та же лета седе Самовитъ во Мазовши. Посла к нему Данило и Василко, рекша ему, яко: «Добро видилъ еси от наю и изиди с нами на ятвезе». И у Болеслава помочь пояста Суда воеводу и Сигнева,[590]
и сняшася во Дорогычине, и поидоша, и преидоша болота, и наидоша на страну ихъ.