Том 6

— Юношеский эгоизм, как болезнь роста, наблюдался во все времена. Но молодость, как отрезок жизненного пути, сама по себе ценности не представляет. Впрочем, как и пора зрелости. Согласитесь, что ценность человека в любом возрасте определяют наполненность его жизни осмысленным содержанием, нравственная направленность духовного мира, острота и своеобразие мышления, серьезность и чистота чувств. А та фамильярная кичливость, которую вы сейчас живописали, у одних от недомыслия, отсутствия элементарной культуры, душевной бедности, и это скверно, у других же просто наносное.

— Когда я выносил в заголовок ваши слова, у меня возникло минутное колебание, какое из в общем-то синонимичных слов предпочесть: «ценить» или «дорожить». Я заглянул в словари. Если первое ограничивается понятием «дорогой», «стоящий», то у второго есть существенный для нашего разговора оттенок — «беречь», «не желать терять попусту» и даже —«скупиться».

— Дни жизни, конечно, уходят вне зависимости от того, чем и как мы их заполняем. Но сама жизнь теряет что-либо или приобретает в прямой зависимости от нашего отношения к быстро текущему времени. Время должно быть разумно и осмысленно заполнено, ибо оно невозвратимо, в нем ежедневно происходит нечто существенное, оно длится, радуется, смеется и плачет, оно вынашивает мысли и чувства и родит перемены…

— Или попросту исчезает в никуда самым безжалостным образом. Когда дни повторяются в незаполненной своей пустоте, вереница их, даже долгая, как бы превращается в один и тот же день. И чем бездеятельнее человек, тем, как ни парадоксально, быстрее проносится для него время…

— Мимо него…

— Мимо него время. Ведь оно к тому же двойственно по своей природе: вовне — объективное, внутри нас — субъективное. Для одних оно летит, для других — тянется. В зависимости от наполненности содержанием оно может в нашем восприятии расширяться или сжиматься.

— Бесспорно лишь, что жизнь не благоволит к тем, кто транжирит время, и отмечает тех, кто им дорожит.

— Вы как-то говорили, Юрий Васильевич, что никогда не думаете о прошедшем и минувшем как об утраченном времени…

— Я говорил: то, что было с нами в прошлом, происходит с кем-то в настоящем и будет происходить в будущем с некоторыми допусками. Стало быть, время никогда не утрачивается, к сожалению, утрачиваемся мы.

Иначе говоря, духовную сущность человека составляют два огромных мира, один из которых — понятие «было», а другой — понятие «есть», обе эти галактики живут в нем до последней минуты.

— Мне кажется, Юрий Васильевич, что понятие «было» если и не предопределяет, то в значительной мере определяет то, что будет. В прямой зависимости от степени, в какой мы остаемся самими собою. Я говорю о нашей психоневрологической сути, интеллектуальном складе, о характере, темпераменте, подходе к жизни, миропонимании. Как часто можно прозреть свое будущее, перенося в него свое же прошлое!

— С неизбежными поправками на диалектику ума и чувств, на неизбежную в развитии каждого переоценку ценностей. Я уж не говорю о переломных моментах истории, когда все летит к черту и никакое самое насыщенное прошлое не может приоткрыть завесу над завтрашним днем.

— Так кто же мы — рабы времени или его господа?

— И то и другое. Рабы — потому что жизненный путь каждого отмерен и ограничен. Господа — потому что своим сроком каждый волен распоряжаться по своему усмотрению. Более того, человек в силах наверстать упущенное и даже продлить время за счет экономного расходования дней, за счет интенсивности своего бытия и наполненности его содержанием сильных чувств и мыслей.

Не первый раз думая об этом, я хочу повторить: искусство, близкая мне литература, вне которой я себя не мыслю, продлевает человеку жизнь, добавляя к его душевному опыту чужой опыт, другое восприятие жизни, — возможно, более концентрированное и более углубленное воображением писателя.

Мы живем в очень сложное время, отмеченное особо напряженным, как часто повторяют, стрессовым темпом…

— Время стрессов и страстей…

— К страстям мы еще вернемся… Я хочу сказать, что быт человека, веками длившийся как нечто устоявшееся и стабильное, ныне буквально перевернут разразившейся повсеместно научно-технической революцией, придавшей этому быту невиданную мобильность и своего рода калейдоскопичность. При этом та же НТР, подменяя и облегчая труд рабочих трудом автоматов, расчеты инженеров и конструкторов — «мозгом» электронно-счетных устройств, а древний труд пахаря и животновода — механизмами и конвейерной техникой, высвобождает драгоценное время человека. Куда, на что и во имя чего он будет его использовать: на домино, выпивку, «домашний ящик для глаз» — я имею в виду бессодержательные порой телепрограммы? Или же — на театры, вернисажи, серьезные книги? Эта проблема растущего свободного времени рано или поздно возникнет, и социалистическое общество вынуждено будет решить ее.