Том 6. Западня

В один из ноябрьских вечеров супруги Купо забрели в «Зал безумцев», чтобы погреться. На улице ледяной ветер так и хлестал по лицу. Зал был переполнен. Люди кишмя кишели в нем; они облепили столики, запрудили проходы, чьи-то руки и ноги мелькали в воздухе — настоящий муравейник. Да, любители потолкаться в тесноте чувствовали себя здесь весьма недурно! Дважды обойдя зал и не отыскав ни одного места, Жервеза с мужем решили подождать, пока освободится какой-нибудь столик. Купо стоял, переминаясь с ноги на ногу; на нем была грязная рабочая блуза и засаленная суконная фуражка с оторванным козырьком, сдвинутая на самый затылок. Кровельщик загородил весь проход, и какой-то щуплый юнец, задев его локтем, стал отряхивать рукав своего пальто.

— Эй ты, мозгляк! — в ярости крикнул Купо, вынув изо рта трубку, которую сжимал своими черными зубами. — Не можешь извиниться, что ли?.. Тоже мне, брезгует рабочим человеком, потому что тот ходит в блузе!

Обернувшись, юнец вызывающе смерил кровельщика взглядом.

— Заруби себе на носу, сопляк, что блуза — самая почетная одежда, одежда рабочего!.. Погоди, я научу тебя отряхиваться, заработаешь у меня оплеуху… Виданное ли дело, чтобы какой-то прощелыга оскорблял честного труженика!

Жервеза напрасно пыталась утихомирить мужа. Он хорохорился в своих отрепьях, стучал кулаком в грудь и орал:

— Под этой блузой бьется сердце настоящего мужчины!

Тут юнец юркнул в толпу, пробормотав:

— Ну чего пристал, грязный оборванец!

Купо решил его нагнать. Не хватает еще, чтобы мальчишка, чистоплюй, оскорблял его! По всему видно — бездельник. Явился сюда, чтобы задарма подцепить какую-нибудь кралю. Только бы поймать этого желторотого, а уж он заставит его на коленях поклониться рабочей блузе. Но в такой тесноте невозможно было протолкаться. Жервеза и Купо медленно кружили вокруг танцующих; зрители стояли плотным кольцом, красные, разгоряченные, и гоготали, когда мужчина шлепался на пол или женщина, задрав юбку, показывала голые ляжки; и так как супруги были невысокого роста, им приходилось вытягивать шею, да и то они видели лишь подпрыгивающие шляпы и шиньоны. Духовой оркестр надрывался, играя кадриль; буря надтреснутых фальшивых звуков сотрясала зал, танцующие топали ногами, поднимая пыль, от которой тускнело пламя газовых рожков. Жара была невыносимая.

— Гляди-ка, гляди! — крикнула вдруг Жервеза.

— Что такое?

— Вон там, в бархатной шляпке…

Оба встали на цыпочки. Влево от них покачивалась старая черная шляпа с двумя облезлыми перьями — настоящий султан с катафалка. Но при всем желании они ничего не могли разглядеть, кроме этой шляпы, которая отплясывала какой-то дьявольский танец: подскакивала, вертелась, исчезала и вновь появлялась. Они то теряли ее среди беспорядочной сутолоки любопытных, то опять находили, когда она подпрыгивала и снова покачивалась над головами зрителей, да так смешно и задорно, что все хохотали при виде этой танцующей шляпы, даже не зная, кому она принадлежит.

— Ну и что? — спросил Купо.

— Не узнаешь этих белокурых волос? — спросила Жервеза сдавленным голосом. — Голову даю на отсечение — это она!

Кровельщик решительно протискался сквозь толпу. Ну да, это была Нана! Но в каком виде! В грязном, затасканном по кабакам шелковом платье, рваные воланы которого висели бахромой. Ни жакетки, ни обрывка старой шали на плечах, чтобы прикрыть расстегнутый корсаж с отлетевшими пуговицами. И подумать только, эта дрянь бросила ласкового, заботливого старичка и связалась с каким-то котом, который, верно, лупит ее! И все-таки она была такая же свеженькая и аппетитная, лохматая, как пудель, и ее розовая мордашка задорно выглядывала из-под большой залихватской шляпы.

— Погоди, ты у меня попляшешь! — пробормотал Купо.

Нана, разумеется, ничего не подозревала. У нее каждая жилка дрожала, ей-богу! Она вертела задом, приседала, сгибаясь чуть не до земли, и, постучав одной ногой о другую, посылала ее в лицо партнера — того и гляди разорвется пополам! Зрители теснились вокруг, аплодировали; девчонка же все больше входила в раж: она подхватывала юбки, задирала их до колен, кружилась на месте как волчок, потом, сделав прыжок в сторону, чуть не распластывалась по полу и тут же часто-часто отбивала каблучками, с особым шиком поводя плечами и бедрами. Так и хотелось затащить ее в укромный уголок и зацеловать до смерти.

Между тем Купо, в разгар кадрили затесавшийся среди танцующих, расстроил начатую фигуру, и теперь его ругали со всех сторон.

— Говорю же вам, это моя дочь! — кричал он. — Пустите меня!

В это время Нана пятилась прямо на него, подметая пол перьями шляпы; она выставила зад и слегка потряхивала им, чтобы получалось соблазнительнее. Сильный удар ногой пришелся как раз в нужное место. Нана выпрямилась и вся побелела, узнав родителей. Вот уж, как говорится, не повезло!

— Вон отсюда! — орала публика.

Но Купо узнал в кавалере дочки того самого щуплого юнца, и ему было наплевать на остальных.