«Довольно давно уже я согласился быть почетным председателем Всероссийского союза поэтов, но только совсем недавно смог познакомиться с некоторыми книгами, выпускаемыми членами этого союза. Между прочим, с “Золотым кипятком” <М.: Имажинисты, 1921 > Есенина, Мариенгофа и Шершеневича.
Как эти книги, так и все другие, выпущенные за последнее время так называемыми имажинистами, при несомненной талантливости авторов, представляют собой злостное надругательство и над собственным дарованием, и над человечеством, и над современной Россией.
Книги эти выходят нелегально, т. е. бумага и типографии достаются помимо Гос. Издательства незаконным образом.
Главполитпросвет постановил расследовать и привлечь к ответственности людей, способствовавших появлению в свет и распределению этих позорных книг.
Так как союз поэтов не протестовал против этого проституирования таланта, вывалянного в зловонной грязи, то я настоящим публично заявляю, что звание председателя Всероссийского союза поэтов я с себя слагаю» (газ. «Известия ВЦИК», М., 1921, 14 апр., № 80).
РА, 1972, № 3, с. 167, в статье В. В. Базанова «Эпизод из истории создания литературных объединений крестьянских писателей».
Печатается по подлиннику (РГАЛИ, ф. 190, оп. 2, ед. хр. 26; машинопись; все подписи — автографы).
Датируется на основании переписки И. М. Касаткина и И. Е. Вольнова (см. ниже); кроме того, принято во внимание время пребывания Н. А. Клюева (подписавшего это письмо) в Москве — с 18 окт. по 8–11 нояб. 1923 г.; ср.: Письма, 333–334.
В тексте источника зачеркнут последний абзац: «Кроме того, ввиду исключительно тяжелого материального положения каждого члена нашей группы, ходатайствуем о немедленном отпуске нам в счет гонорара аванса в размере пятидесяти червонцев на каждого члена группы».
Дальнейшая судьба письма неизвестна. Судя по переписке И. М. Касаткина и И. Е. Вольнова, можно предположить, что члены группы не смогли договориться между собой и письмо не было отправлено (см. также: Есенин 6 (1980), с. 384).
После 18 окт. 1923 г. Есенин и Клюев посетили И. М. Касаткина, который сообщил об этом И. Е. Вольнову: «Есенин и Клюев сегодня были у меня, и оба Вам земно кланяются» (Письма, 332). В том же месяце Касаткин снова пишет Вольнову, возможно, уже имея в виду комментируемое письмо:
«В Москве образовалось объединение Крестьянских Писателей, в кое входят поэты: Есенин, Клюев, Радимов, Орешин, Ширяевец; беллетристы: Вольнов, Чапыгин, Касаткин. Сообщаю об этом по поручению кружка, которому я настаиваю дать наименование “Ватага”. Готовьте материал» (Письма, 333).
Вольнов ответил Касаткину (до 22 окт. 1923 г.): «Организации кружка крестьянских писателей мало сочувствую, но от участия не отказываюсь. Не сочувствую, потому что не понимаю, как можно быть крестьянским, пролетарским, дворянским, поповским писателем, — можно быть только русским писателем, но и это недостаточно (так иной раз кажется). <...> Увидите Сережу Есенина, кланяйтесь низко» (Письма, 333). А 26 окт. Касаткин сообщал Вольнову: «Наше объединение не ладится. Выходит лебедь, щука и рак» (там же).
Есенин вместе с другими т. наз. крестьянскими писателями не раз пытался отстоять, с одной стороны, самобытность творчества этой группы, а с другой — добиться признания ее равноправия с иными литературными течениями, поддерживавшими революционные преобразования в России (см. № 5 наст. подраздела и коммент. к нему).
Газ. «Правда», М., 1923, 30 нояб., № 272, с. 5.
Печатается по газетному тексту. Подлинник письма неизвестен.
Датируется с учетом времени публикации как статей, упомянутых в письме, так и самого письма.
После текста письма следовало примечание «От редакции»: «Не входя в оценку дела, которое должно быть разобрано соответствующими инстанциями, и не имея возможности проверить фактическую сторону его, редакция помещает настоящее формальное заявление».
«20 ноября Всероссийский союз поэтов праздновал свое пятилетие <...>
Вечером 20 ноября около 10 часов звонят по телефону к Демьяну Бедному. Говорит известный поэт Есенин. Думали, зовет на праздник. Оказывается, совсем напротив. Есенин звонит из отделения советской милиции. Говорит подчеркнуто развязно и фамильярно.
— Послушай. Скажи тут, чтобы нас освободили.
— Кого вас?
— Меня, Орешина, Клычкова и Ганина.
— Почему вы в милицию попали?
— Да, понимаешь, сидели в пивной. Ну, заговорили о жидах, понимаешь. Везде жиды. И в литературе жиды. Ну, тут привязался к нам какой-то жидок. Арестовали.
— М-да. Очень не-хо-ро-шо.
— Понятно, нехорошо: один жид четырех русских в милицию привел.