Съй убо преподобный отець нашь Кириилъ родися от благочестиву и христиану родителю. Крестиша и во имя Отца и Сына и Святаго Духа и нарекоша имя ему въ святемь крещении Козма. Устрабившу же ся отроку и божественому Писанию извыкшу, прочее растущу ему въ всяком благовеинъстве и чистоте и просвещеном разуме, и сего ради от всех любим бывает и почитаем. Таже иже посреде время преиде, и родителя его, земная оставльше, к Господу отходят, того же предиреченнаго Козму, сына своего, предавше сроднику своему Тимофею именем.[256]
Бяше бо тъй предиреченный Тимофей околничий у великого князя Дмитреа, богатьствомъ и честию паче инех превосходя тогда, Сему бо яко сроднику своему вручает сына своего, еже пещися и промышляти яже о нем. Богъ же, иже сирым отець и скорбящим утеха, свыше зряше, проведый же напоследокъ хотящаа быти от него и яже имяше въ серци добродетель.Прежереченный же Козма, о немже нам слово, яко виде родителя своа къ Господу отшедша, въ мнозе размысле бяше и недоумеяшеся, что сътворити. Желаше же и въ иноческая одеатися, но никтоже смеаше руковъзложение сътворити о нем ради велможа оного. И тако бяше прилежа къ церкви Божии, постомъ же и молитвами преспевая. Видев же предиреченный Тимофей тако въ благых преуспевающа, множае паче начатъ любити его за бывающую в нем добродетель, темже и зело радовашеся о немъ. Елма же доспевшу ему в муж съвръшенъ, сподобляет и седаниа на трапезе с собою, по мале же и на казначий бывает его имению.
Но онъ тако в мысли своей дръжаше, якоже и прьвее: како бы възмоглъ быти инокъ, —
Богъ, хотя желание оного Козмы исполнити, споспешьствова ему таковым смотрениемъ сице скончати ему иже от многых лет иноческаго образа желаниемъ образом сицевым.
Случися убо приити Махрищьскому игумену Стефану,[258]
мужу сущу в добродетели съвръшену, всем знаем великаго ради житиа. Сего пришествие уведевъ, Козма течеть убо с радостию к нему, много бо время преиде, отнелиже ожидааше его. И припадаеть къ честным того ногам, слезы от очию проливая, и мысль свою сказуеть ему, вкупе же и молить его еже възложити на нь иночьскый образъ. «Тебе, — рече, — о священная главо, от многа времени желах, но ныне сподоби мя Богъ видети честную святыню твою. Но молюся: Господа ради не отрини мене грешнаго и непотребнаго, подражавъ своего Владыку: Он бо не отрину, но приимаше грешникы — мытаря же и блудника. Темьже убо и ты мене приими грешнаго, якоже Онъ тех приалъ есть. Твоа бо, — рече, — и твоеа святыни дело се, аще въсхощеши». Сиа же и ина многа глаголющу и молящуся ему, и понеже игуменъ Стефан умилися о словесех его, видевъ толико усердие и плач, и от сего разумевше, яко съсудъ хощет быти Святому Духу, еже и бысть последи. Сиа же бяше Божиа смотрениа бываемое, но паче Оного промышлениа бяше дело.Темьже и от слезъ велит ему престати, глаголя: «Престани, чадо. Якоже изволится Богови, тако и будет». И тако помышляше, како и коим образом възложити на нь иночьский святый образ и сътворити его инока. «Аще, — рече, — възвестим вышереченному Тимофею, но не попустит сему быти. Аще ли пакы и молим его, но не послушает нас». Умысли же и таковое, еже просто тако и несъвръшено възложити на нь иночьская, еже и сътвори.