Том 7. Звездные дневники Ийона Тихого. Из воспоминаний Ийона Тихого

Я имею некоторое представление об этой системе, потому что, когда у моего велосипеда оборвалась цепь, я был вынужден нанять охотника, чтобы он поймал молодую антилопу, ее шкурой был покрыт тамтам для Хииву, директора телеграфа, который послал соболезнующую телеграмму Умиами по случаю смерти его дедушки в джунглях, а Умиами через Матарере был в родстве с интендантом армии и поэтому имел запас велосипедов, на которых временно передвигалась главная бригада. С вертолетом, несомненно, было бы гораздо хуже. На счастье Европа, вечный источник новинок, подала новый образец взаимоотношений— групповой секс в произвольном составе. То, что в Европе было порождено поиском острых ощущений, в условиях развивающейся страны послужило средством обеспечения элементарной жизни. Опасения профессора, что для блага науки нам придется распрощаться с холостяцкой жизнью, оказались напрасными. Мы неплохо справлялись, хотя дополнительные обязанности, которые приходилось брать на себя для снабжения кафедры, очень нас утомляли.

Профессор посвятил меня в свой новый замысел — он хотел запрограммировать в компьютере все заклятия, магические ритуалы, чернокнижные заклинания и шаманские формулы, которые создало человечество. Я не видел в этом никакого смысла, но Донда был непреклонен. Такую гигантскую массу информации мог вместить только новейший фотоэлектронный компьютер IBM, который стоил одиннадцать миллионов долларов.

Мне не верилось, что мы получим такой огромный кредит, особенно если учесть, что министр финансов отказался ассигновать сорок три доллара на закупку туалетной бумаги для Института сварнетики. Однако профессор был уверен в успехе. Он не рассказывал мне о деталях своего плана, но по всему было заметно, что он целиком втянулся в это предприятие. По вечерам он отправлялся в неизвестном направлении, в соответствии с церемонией раскрасившись вплоть до набедренной повязки из шкуры шимпанзе— именно таков был визитный костюм в самых высокопоставленных кругах Лумилии. Из Европы ему приходили загадочные посылки: когда я однажды нечаянно уронил одну из них, раздался тихий марш Мендельсона. Донда раскапывал какие-то рецепты в старых поваренных книгах, выносил из лаборатории стеклянные змеевики дистилляторов, заставлял меня затирать барду, вырезал снимки женщин из «Плейбоя» и «Уи», окантовывал какие-то картинки, которые никому не показывал, наконец, попросил доктора Альфена, который был директором правительственного госпиталя, пустить ему кровь, и я видел, как он завертывал бутылочку в золотую бума1у. Потом в один прекрасный день профессор смыл с лица мази и краски, сжег остатки «Плейбоев» и четыре дня флегматично курил трубку на веранде дома Мваги. На пятый день нам позвонил Уабамоту, директор департамента капиталовложений. Разрешение на покупку компьютера было получено. Я не верил своим ушам. Профессор на все вопросы отвечал только слабой улыбкой.

Программирование магии заняло более двух лет. У нас было много языковых затруднений, да и других трудностей хватало. Пришлось повозиться, например, с переводом заклинаний американских индейцев, записанных узелковым письмом «кипу», с ледово-снежными заклятьями курильских племен и эскимосов; двое программистов расхворались, как мне кажется, утомившись внеуниверситетскими занятиями, потому что групповое сожительство было в большой моде, но ходили слухи, что их болезнь — дело колдовского подполья, обеспокоенного превосходством Донды на их извечном поле деятельности. Кроме того, группа прогрессивной молодежи, прослышав что-то об акциях протеста, подложила в институт бомбу.

К счастью, взрыв разрушил только уборную на одном из этажей. Стоять ей не отремонтированной до конца света, потому что пустые кокосы, которые, по мысли одного рационализатора, должны были заменить поплавки в бачках, все время тонули. Я просил профессора, чтобы он употребил свое возросшее влияние и достал запасные части, но он сказал, что беспокоиться стоит только ради великой цели.

Жители нашего квартала раза два организовывали антидондовские демонстрации, опасаясь, что пуск компьютера обрушит лавину чар на университет, а заодно и на них, потому что колдовство может оказаться недостаточно точным. Профессор велел окружить здание высоким забором, на котором собственноручно нарисовал тотемические знаки, охраняющие от злых чар. Забор, насколько я помню, обошелся в четыре бочки самогона. Постепенно мы накопили в блоках памяти 490 миллиардов битов магических сведений, что в сварнетическом исчислении равнялось двумстам терагигамагемам. Машина, выполняя восемнадцать миллионов операций в секунду, работала три месяца без перерыва. Представитель «International Business Machines», инженер Джеффрис, присутствовавший при пуске машины, счел нас за сумасшедших, а то, что профессор установил блоки памяти на специальных прецезионных весах, выписанных из Швейцарии, побудило его к неуважительным замечаниям за спиной у Донды.