Том 8. Под крышкой гроба

— Я опять сделал предположение. — Он широко улыбнулся. — Ну и пройдоха же ты!

Запинаясь, связной начал по-французски, но сразу перешел на торопливый испанский, в такт постукивая пальцем по столу.

— Нет. Простите, мистер Келли, больше ничего не могу сказать. Все полностью вышло из-под контроля.

— Что сказал О’Киф?

Его лоб покрылся каплями пота.

— Умоляю…

Мое лицо, отражавшееся в зеркале за его спиной, не вызвало и у меня особой симпатии. Он привык спокойно работать с краю, а теперь угодил в самое пекло.

— Только из уважения к вам, — с трудом выдавил он.

— Само собой.

— Груз ушел за пределы страны. Курьер, которого убили… доверил его кому-то еще. Один человек по имени Ле Флер… он подозревает, что груз попал в Сохо, в книжный магазин…

— К Саймону Корнеру?

— Да, к нему. Его убили. Но у него ничего не нашли. Однако в результате английская полиция вышла на загадочного Ле Флера. Как говорится, там даже чертям тошно стало. У полиции появилась возможность развалить всю структуру сразу. Стоимость исчезнувшей партии столь велика, что ни одной организации не по силам возместить потерю.

— Что сказал О’Киф?

Глотнув из своего стакана, он медленно наклонил голову и нервно облизнул губы.

— Они почему-то решили сосредоточить все силы на вас. Уже даны… соответствующие указания. О’Киф сказал… что вам надо… исчезнуть.

— Значит, смазывать пятки?

— Извините, не понял.

— Я ^теперь персона нон грата.

— Вот именно, мистер Келли. Все идет к тому, что вам осталось жить считанные дни, если…

— Если?

— Если вы не вернете груз.

— Значит, к делу приступают отборные пушкари?

— Я… боюсь, что да.

— Тебя уполномочили на эту встречу?

— Да.

— Скажи им, пусть идут к известной матери.

После ухода связного я минут пятнадцать послушал новости и выключил телевизор.

Дозвониться до Шэрон Касс не удалось: она ушла обедать. Я просил передать, что вечером зайду к ней домой. Растянувшись на диване, я заглянул в себя и заметил, что мой росток поднялся на пару сантиметров, но я все еще не мог разглядеть, что это. Я плюнул на все и уснул.

Вечер оказался премилым. Играл небольшой оркестр человек из десяти, ублажая несколько сотен важных гостей, съехавшихся в скромный сарайчик С. К. Кейбла, комнат на двадцать.

Шум толпы, раскатистый смех и звон бокалов совершенно заглушали музыку. Кругом было буйство оголенных тел, просвечивающих сквозь прозрачные блузки, обнаженных рискованными декольте и вырезами на спинах. Торговля шкурами. Пощупайте выделку, попробуйте на упругость, потыкайте на прочность. Запахи тел смешались в один безликий ядреный дух.

— Я знала, что тебе не понравится, Дог, — сказала Шэрон.

— Не так уж и плохо. Мы долго здесь пробудем?

Она подала мне бокал, взяв его с подноса у проходившей мимо хорошенькой официантки.

— Что случилось, Дог?

— Ничего.

— Посмотри, как на тебя поглядывают дамы.

— Ну их к черту.

— Ты сегодня не очень-то общительный. Прости. Мне не надо было приводить тебя сюда.

— Я не хожу на поводке, — засмеялся я и легонько дернул ее за волосы. — Ладно, сейчас оттаю. Слишком много всего произошло.

Шэрон показала головой на дверь.

— Вон Ли. Это он уговорил английскую актрису подписать контракт с Кейблом.

— Кейбл тоже взял его в штат?

— На съемки этой картины. Хороший выбор. Только он почему-то не выглядит радостным.

Я поставил пустой бокал на поднос проходящей официантке и взял полный.

— Когда я познакомлюсь с твоим женихом?

— Он появится, когда будет готов, — ответила она почти рассеянно.

— Независимый хмырь.

— Да, — ответила она. — Вполне.

— Стоило бы его предупредить.

— Ну так сделай это.

— Пусть зануда сам не дремлет.

— Что у тебя за выражения?

На ее лице появилась какая-то отстраненная улыбка. Она мне напомнила что-то, листки календаря зашуршали в обратную сторону, отбрасывая год за годом. Росток еще поднялся, и появился первый лист. На нем виднелась какая-то цифра, но была еще неразличима.

Кто-то подошел и увел Шэрон в другой конец зала, а ее место заняла парочка блондинок, завязавших со мной светский разговор. Я отвечал довольно невнимательно, пока не подошла Мона Мерримен и не шуганула их в своем солдатском стиле, заявив, что я весь ее.

— Слушай, что о тебе разузнал Лаген? — спросила она, когда мы остались одни.

— Сам не знаю.

Мона повернулась так, чтобы никто не видал ее лица, и серьезно уставилась на меня.

— Меня считают старой сплетницей, Дог. Но я была очень недурным репортером, пока не стала писать исключительно ради денег. У Дика что-то есть, и он хочет тебя раздавить.

— Не думай ни о чем, Мона.

— Сынок… я тебе говорю, я была хорошим репортером. Мои люди и сейчас передают мне интересные факты.

— Дик считает, что я был крупным бандитом в Европе.

— А ты был?

— Крупнейшим, детка.

— А сейчас?

— Вышел из игры.

— По-настоящему?

Я кивнул утвердительно.

— А он может это доказать?

— Ни малейшего шанса.

— Малыш, мы с тобой могли бы сочинить настоящую симфонию… на пишущей машинке.

— Не надо. Есть музыка погромче.

— Ив ритме стаккато, полагаю?

— Можно и так сказать. Пойдем присоединимся к гостям, — предложил я.

— Тебе не захочется.

— Почему?