Том 8. Под крышкой гроба

Интересная вещь — смерть. Сколько жизней погубила цивилизация, культура, религия. Все расцвело на костях мертвецов. Единственная неприятность от них — запах. Бояться надо живых. Но запах смерти можно почувствовать заранее.

Знакомый мне запах был в сотне метров от меня. Еще несколько метров, и он усилился.

Я заметил убийцу, как только вышел от Шэрон. У меня было преимущество. Он не знал города, а для меня каждый кирпич, каждая бетонная стена была частью моего мира. Я вел его за собой, пока не спрятался в знакомой нише в знакомой стене. Когда он поравнялся со мной, я уже его ждал.

Ему нельзя было отказать в скорости и осторожности, но я первый закрыл крохотный зазор между жизнью и смертью, выстрелив ему в живот. Он был еще жив, когда я вынул револьвер из его пальцев и спокойно сказал:

— Тебе осталось секунд десять, но это будут самые мучительные мгновения в твоей жизни. Хочешь, я сокращу их или предпочитаешь мучения?

Каким-то невероятным усилием воли он изобразил кривую ухмылку на окровавленных губах, молча глядя на меня и понимая, что стоит ослабеть первому шоку, как все нервные окончания передадут в мозг невыносимую боль.

— Эль Лобо, — выдавил он.

— Я убил Эль Лобо десять лет назад, — ответил я. — Кто?

Он отрицательно качнул головой, я поднял револьвер, он попытался что-то сказать в последнюю секунду, но было поздно.

— Счастливо, лопух, — произнес я, припомнив остальных и Ли, связанного в ванне, и бросился прочь, потому что какая-то женщина уже вопила из окна, а вдали нарастал вой полицейских сирен.

Для верности я обернулся и посмотрел на его ботинки.

Они были коричневые.

18

Комната была пыльная, запущенная, но пахло приятно, и когда я продрался через паутину и покоробившиеся доски, мне понравилось и внутри. Здесь мой отец любил мать, и в результате получился я. В комнате, казалось, еще стоял запах их неистовой любви.

Мать говорила мне об этой комнате, но меня никогда к пей не подпускали. А теперь весь дом — мой, и нет деда, а у ворот нет сторожей в ливреях. Мне принадлежит эта комнатка под самой крышей с узенькой девичьей кроватью, где в окно вместе с соленым морским воздухом проникает луч луны и доносится монотонный звук прибоя.

— Привет, ма!

Показалось, прошелестел ответный привет.

— Привет, на!

Ветер донес звук смеха.

— Вот я и дома.

Тишина.

— Я люблю вас. Головорез, и со мной все кончено, но я люблю вас.

Тишина. Да я и не ждал ничего.

Ма?

Ни звука.

Ма?

Ни звука. Ну и черт со всем. Гори все огнем.

Комнатка такая крохотная. Здесь я был зачат из ничего, из простого акта любви. И вот я добрался до трона, я, всеми отверженный, ублюдок, горемычный убийца, и я спрашиваю лишь об одном:

— Ма… но… что же мне делать, черт побери?

Думай, сынок. Они отняли у нас все. Теперь твой черед. Настоящих парней осталось немного.

Я лежал на кровати, и мне было хорошо. Я впервые понял свою мать.

Где-то на воле бродит мой убийца.

Еще посмотрим, кто кого.

Я снял штаны и помог себе разрядиться.

Скучная вещь — дождь, особенно проливной… Но я сказал «чудесно», окунулся в него, подумав, где-то сейчас ошивается Арнольд Белл со своим никелированным орудием с глушителем и каково ему было узнать, что его напарника увезли в морг в пластиковом мешке. Может, они теперь притормозят чуток, как думаешь, Дог?

Дождемся, пока полиция все проверит. У баллистиков сведений о моем стволе нет. А убитый — просто еще один труп, У которого возьмут отпечатки пальцев, а получив информацию, закроют дело, списав все на заморскую мафию. Очень меткий стрелок оказался не на высоте.

Но остался еще один.

Самый меткий.

Арнольд Белл.

Убийца по заказу, и я — его заказ.

Неожиданно выглянуло солнце, и все вокруг засияло, а дождь легким серебристым туманом уполз к северу. Толстая чайка уселась на крышу крыльца за моим окном, и я чуть не сказал ей «привет». Далеко на горизонте поднимались дымы из трех заводских труб, и у меня появилось дурацкое ощущение, что мир прекрасен.

Наконец-то на целых три дня я стану Робинзоном Крузо. Все было чудесно до конца последнего дня. Но когда наступила темнота, я уставился на звезды, и они словно сливались в числа, а мой росток выбросил еще один побег, и цветок должен был вот-вот распуститься.

Я оставил револьвер на кровати. Послышался шелест прибрежной травы, зашуршал песок, и тогда мои руки сомкнулись на его горле и он был в пяти секундах от смерти. Единственное, что огорчило Марвина Гейтса, это то, что я пролил его выпивку.

— С чего это ты на меня навалился?

— А ты не крадись.

— Да я вроде посвистывал, — оправдывался он.

— Ты посасывал.

— Извини, старик.

— В чем дело?

— Плесни в стаканчик.

— В доме только пиво.

— Плебейство. Ладно, сойдет. Давно не бывал в трущобах.

Дуралей меня насмешил. Был на волосок от смерти и не заметил, пьянчужка. Мы развели небольшой костерок и молча сидели, потягивая пиво. Так прошло около часа, огонь потух, и только багряно светились угли.

— Как ты меня нашел?

Открыв новую банку, он ответил, не глядя на меня:

— Тебе больше некуда деться.

— Дом мой.

— Я так и понял.

— Почему?