Читаем Том 8 (XIV - первая половина XVI века, переводная литература) полностью

Внегда бо некый царь искупить раба от жестока, и стрьптива, и лукава владыкы, убога же и нага и зловида зрениемь, сухотна же и истьнена, и охудевша зело, страстна же и окаянна, и непотребна отнудь, всего струпива, всего крастава и измьждала от рань, и глада же, и злострадания; и очистить тогожде от всякое скврьны, облечет же его вь светлу и мекку одежду, сотворит же и кнеза велика же и явлена, дарует же и имения, и стежания, и богатьство, и прьваго устроить и вь всей полате. Он же, злейший неблагодарествный рабь, вьскоре вьздвигнеть ковь на цара, и на царство его вовьступити вьсхотевь. Царь же вьзмлеть от него имения и богатьство, сьвлечет же и одеяния, поясь же и вса цветная одеяния окааннаго оного, и рубище преветхое и растрьзано все, худо и непотребно, и истлевъше всако облечеть наветника и страстнаго оного и ижденеть его далече от полаты вь пусто и невьселено и непроходно место, еже быти тому в нем дажь до конца жизни. И пребудет ему рубище оно ветхое или 7, или 8, или 10 лет, и тако распадъся погибнет до конца, оттоле убо ходит нагъ, якоже родися, дажь до конца жизни, и раздрушиться нужне.

Въпрашаю тя, превысокая, на коем есть мученье и кто казнь приятъ о оном согрешении убо: рабъ ли лукавый — яко повиненъ сый — обнаженый и лишивыйся богатства же и славы, яко самовластенъ, прочее, и словесенъ сый, или именья та и богатство оного, яко безъдушьна и нечювствена и недвижима вещь?

Душа: Якоже обьявися, рабыне моя, — человекъ всяко, аще и того никакоже царь тогдашни не ранит отнудь, ниже паки раны нанесе, но то есть пострадавы лютое мученье.

Плоть: Въпрашаю тя, отвещай же ми, госпоже моя, к сему: суд убо царевъ праведенъ ли бысть или не тако, яко абье изрину того от царскых дворовъ?

Душа: Ни, рабыне, но праведенъ зело. Аще бо не бы былъ благъ царь онъ и кроток, очи убо ему от него изял бы, а не бы на именья токмо излиялъ гневъ, и казнь отпустилъ наветному рабу.

Плоть: Добре оглагола ми, о господыне моя, о сем. Сице ми разумей, любимая, и о души и о теле. Понеже не въсхоте пребывати якоже создана бысть, но забы абье благородие свое и вънутрь пределъ своихъ не въсхоте пребывати и миро сь, егоже зриши, имети в жребии собе, но наслаженье, радость и веселие, но обоженье самое всхоте похитити, равночестна, равна Богу по оному быти; вправду убо Богъ възнесе суд и тело богозданное, еже исперва ону оболче обрадованную, и чюдное, совлече яко согрешшю: да не како и паки согрешит.

Аще ли хощеши уведети естество и доброту тела оного якова и колика, — звездам точно являеться и луне, яко наго не требоваше одежа ни покрова, но якоже солнце само своею наготою украшаеться ныне, такоже и оно оставлено бысть естественным. От того совлече ту и облече и в мерзкое и гнусное и скверное се; обаче не измени перстнаго существа, но премени ему естества, еже исперва, и от Едема изрину его тогда абие, и взбрани ему причаститися древу и плоду жизньному, милуя его, не завидя же, да не будет, животу бесмертьному, но удержавая добрее устремленье греховное. Смерть бо, прочее, не мученье бывает, но врачеванье добрейше и спасенье паче, и смотренье, державная, премудрости исполнено, удержавает бо яко намнозе греха устремленье, умры бо, рече, оправдися от нея. Прочее, работаеть души елико силу имат: или 10, или 20, или 50 лет, или много убо дващи толико глаголю, — и тако разрушаеться, растлевает же и в четыри сия отходит сставы, от нихже сставленье от Бога прият: яко от земля — паки в землю, по глаголу Его.

Ты же, госпоже моя, нага оставлена бывъши, уединена всячьскы, не имущи тела и еже тя зде сдержащаго яко съжителя имея, — паче же та сдержит то, и стяжет, и имат, — абье убо всходить в своя ея: аще схранила есть добро еже по образу ея неблазньно и чисто и настоящем житии, яко умна — ко умным, яко и невеществена — невещественым, — тоя, глаголю, сродником, ангелом святымь светозарным же светлым в горний миръ. Аще светла, къ светлым сочтаваеться абие, яко от вышних — горе, и радости исполняеться. Аще ли очернися и помрачися вся въ страстехъ пагубьных и нечистых паки, к темным и мрачным ангеламъ сочтаваеться, яко темна — темным и мрачным лицем, яко тех сделавши хотения и дела. От деяньи своих душа въображаються и каяждо являеться, якова есть и колика убо: дела света светлы и светоносны, дела же тмы черны и мрачны творят. Душа бо, господыни моя, с телом въспитана, къ видимым симъ и чювственым попущьшися, ничтоже бестелесно когда видевши спроста, дондеже привязана есть сей земней плоти; внегда же совлечеться, видит невъзбранно.

Се тебе притча конець сде въсприятъ. Аще ли не мнить ти ся подобне реченая рещися, яже рехом притча ныне въ слове, испытай, что ни что есть притча, — ни всячьскы имат, притча позънавай, госпоже, равное въсприемлет, зане и не бывала притча, якоже рехом, но тождьство паче.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека литературы Древней Руси

Похожие книги

История о великом князе Московском
История о великом князе Московском

Андрей Михайлович Курбский происходил из княжеского рода. Входил в названную им "Избранной радой" группу единомышленников и помощников Ивана IV Грозного, проводившую структурные реформы, направленные на укрепление самодержавной власти царя. Принимал деятельное участие во взятии Казани в 1552. После падения правительства Сильвестра и А. Ф. Адашева в судьбе Курбского мало что изменилось. В 1560 он был назначен главнокомандующим рус. войсками в Ливонии, но после ряда побед потерпел поражение в битве под Невелем в 1562. Полученная рана спасла Курбского от немедленной опалы, он был назначен наместником в Юрьев Ливонский. Справедливо оценив это назначение, как готовящуюся расправу, Курбский в 1564 бежал в Великое княжество Литовское, заранее сговорившись с королем Сигизмундом II Августом, и написал Ивану IV "злокусательное" письмо, в которомром обвинил царя в казнях и жестокостях по отношению к невинным людям. Сочинения Курбского являются яркой публицистикой и ценным историческим источником. В своей "Истории о великом князе Московском, о делах, еже слышахом у достоверных мужей и еже видехом очима нашима" (1573 г.) Курбский выступил против тиранства, полагая, что и у царя есть обязанности по отношению к подданным.

Андрей Михайлович Курбский

История / Древнерусская литература / Образование и наука / Древние книги
Древнерусская литература. Библиотека русской классики. Том 1
Древнерусская литература. Библиотека русской классики. Том 1

В томе представлены памятники древнерусской литературы XI–XVII веков. Тексты XI–XVI в. даны в переводах, выполненных известными, авторитетными исследователями, сочинения XVII в. — в подлинниках.«Древнерусская литература — не литература. Такая формулировка, намеренно шокирующая, тем не менее точно характеризует особенности первого периода русской словесности.Древнерусская литература — это начало русской литературы, ее древнейший период, который включает произведения, написанные с XI по XVII век, то есть в течение семи столетий (а ведь вся последующая литература занимает только три века). Жизнь человека Древней Руси не походила на жизнь гражданина России XVIII–XX веков: другим было всё — среда обитания, формы устройства государства, представления о человеке и его месте в мире. Соответственно, древнерусская литература совершенно не похожа на литературу XVIII–XX веков, и к ней невозможно применять те критерии, которые определяют это понятие в течение последующих трех веков».

авторов Коллектив , Андрей Михайлович Курбский , Епифаний Премудрый , Иван Семенович Пересветов , Симеон Полоцкий

Древнерусская литература / Древние книги