Томъ четвертый. Скитанія

А вѣтеръ крѣпчаетъ. На горизонтѣ, гдѣ зеленая вода сливается съ блѣдно-голубымъ небомъ, мелькаютъ короткіе блики, поднимаясь и опускаясь внизъ; тамъ на ничѣмъ не огражденномъ просторѣ уже ходятъ и пѣнятся валы, которые скоро добѣгутъ подъ эти черные утесы. Вѣтеръ все туже надуваетъ паруса, лодка мчится впередъ, какъ птица, но не можетъ уйти отъ него, море вздувается, и рябь превращается въ волны, которыя прихотливо извиваются и покрываютъ другъ друга гибкою свѣтло-зеленою грудью. Вотъ одна подскочила выше всѣхъ и упала, перегнувъ пополамъ кудрявый гребень; другая, третья… море замелькало гребнями, клочья пѣны прыгаютъ до половины прибрежныхъ утесовъ, и ревъ прибоя несется какъ пушечный грохотъ. Волны поднимаются все выше, корма поминутно выскакиваетъ изъ воды, обнажая короткій руль, направлять лодку стало трудно, и при каждомъ порывѣ вѣтра она встряхивается и поворачивается въ сторону, какъ норовистый конь.

— Держи прямо!

Мы постоянно оглядываемся, внимательно всматриваемся въ глубину горизонта, пытливо изучаемъ небо и дальнюю воду, ибо мы знаемъ, что море не любитъ шутить.

Вотъ сзади изъ-за скалистаго мыса вышли низкія тучи и поползли тяжелыми клубами надъ самой водой. Онѣ идутъ рядами, какъ войско, какъ флотилія мелкихъ судовъ съ сѣрыми кругло-надутыми парусами, и мало-по-малу раздвигаются и обнимаютъ горизонтъ. Лѣвый флангъ уже катится по берегу, съ трудомъ взбираясь на скалистыя кручи и скатываясь внизъ, какъ снѣжная глыба, полурастаявшая на солнцѣ, но голубое небо еще свѣтитъ надъ ними, и тонкіе клочки высокихъ облаковъ выплываютъ изъ-за ихъ темно-сѣрой спины, какъ горсть перьевъ, брошенныхъ по вѣтру.

Это идетъ шквалъ. Попутный вѣтеръ, уже третье утро выманивающій насъ съ берегового ночлега, снова готовится сыграть съ нами коварную шутку, ибо ему весело смотрѣть, какъ мы спасаемся отъ его тяжелыхъ легіоновъ на первомъ клочкѣ прибрежнаго песку, какой попадется по дорогѣ.

Гдѣ пристань?.. Бурые гранитные утесы тянутся другъ за другомъ, мысъ за мысомъ выходятъ на перерѣзъ набѣгающимъ валамъ, вдоль береговъ разбросаны острые подводные камни, и довольно намъ наткнуться на одинъ изъ нихъ, чтобы пойти ко дну.

Вотъ первый предвѣстникъ шквала налетѣлъ и чуть не сорвалъ верхній парусъ. Мы убираемъ его долой и связываемъ большой парусъ въ крайніе рифы, но лодка мчится со сказочной быстротой; она какъ будто боится налетающей бури и хочетъ какъ можно скорѣе достигнуть пристани и спастись на безопасномъ берегу. Скалистые мысы проходятъ, какъ привидѣнія, въ береговомъ туманѣ, уже все небо затянулось тучами и стало низко и сѣро, какъ потолокъ тюрьмы, рѣдкія капли дождя падаютъ на холщевую покрышку, разостланную поверхъ груза; мы высоко подняли запасные борта, сдѣланные изъ смоленаго холста, но волны плещутъ еще выше и поминутно обдаютъ насъ брызгами, холодными какъ ледъ и противно солеными на вкусъ. Лица трехъ гребцовъ, сидящихъ на срединѣ, блѣднѣютъ. Они родомъ съ рѣки Анадыра и никогда не бывали на морѣ. Десять собакъ, которыя ѣдутъ съ нами въ качествѣ праздныхъ пассажировъ, тоже настораживаютъ уши и жалобно повизгиваютъ. Потомъ въ глубинѣ залива мы пустимъ ихъ на бечевѣ, и онѣ будутъ тащить лодку вдоль берега, но подъ этими крутыми скалами нѣтъ и сотни саженей, пригодныхъ для бечевника, и собаки праздно лежатъ въ лодкѣ въ ожиданіи очереди.

— Пресвятая Богородица!..

Волна опять ударила черезъ бортъ. Старшій изъ анадырщиковъ, Трифонъ, испуганно крестится. Но кормщикъ Илья, огромный камчатскій казакъ съ лицомъ, какъ у орангутанга, заросшимъ рыжей щетиной, презрительно сплевываетъ въ сторону. Море его стихія, онъ бродяга по призванію и ремеслу, ибо служба постоянно перебрасываетъ его съ мѣста на мѣсто на тысячныя разстоянія.

— Прибавь! — дерзко говоритъ онъ, оборачиваясь назадъ и изо всей силы налегая на ручку руля.

— О грѣхъ! — испуганно восклицаетъ Трифонъ. — Пресвятая Троица, помилуй насъ!..

Чукотскій подростокъ, сидящій на срединѣ лодки вмѣстѣ съ анадырщиками, вздрагиваетъ и хватается за весло, но полотняные борта не позволяютъ сунуть его въ воду. Саша, молодой студентъ изъ Цюриха, мой спутникъ въ этихъ фантастическихъ поѣздкахъ, жадно наклоняется впередъ и широко улыбается. Въ бурѣ есть жизнь и красота, и, наблюдая за быстрыми перемѣнами ея гнѣвнаго лица, онъ совсѣмъ забылъ о нашей утлой лодкѣ.

Слава Богу!.. Прибрежные утесы раздвинулись, и въ изгибѣ крошечной бухты показался песчаный берегъ подъ низкимъ глинистымъ взгорьемъ. Это рѣчка, выбѣжавшая къ морю, раздвинула скалы и намыла песчаныя стрѣлки и глинистые откосы. Лодка круто поворачиваетъ въ бухту. Мы убираемъ парусъ, сбрасываемъ собакъ въ воду, предоставляя имъ добраться до берега вплавь и подходимъ на веслахъ все ближе и ближе, выжидая удобный моментъ.