Броженіе началось раннею весной, тотчасъ же послѣ присылки «публичнаго замѣчанія» отъ г. Кинза изъ Оттавы. По обыкновенію духоборовъ, въ каждомъ селеніи люди стали ежедневно собираться на бесѣду и вести пренія на тему о томъ, какъ лучше «отыскать путь на слободу». Болѣе экспансивные соединялись въ небольшія группы и переходили изъ селенія въ селеніе, ведя безконечные диспуты по главнымъ вопросамъ духоборскаго міросозерцанія. Идеологи скоро выдвинулись впередъ. Они развивали духоборское ученіе до его логическихъ крайностей и доказывали, что лучшее средство для борьбы съ г. Киизомъ состоитъ съ самоусовершенствованіи и въ самоосвобожденіи. Для этого нужно снять съ самого себя себя иго матеріальнаго грѣха, «сбросить физику», какъ выражались идеологи, и попутно свергнуть ярмо со всей окружающей твари, въ особенности же съ рабочаго скота. Большинство слушало эту проповѣдь, вздыхало и оставалось при своемъ, не рѣшаясь отказаться отъ «физики» и отъ рабочихъ лошадей. Меньшинство постепенно объединялось и настаивало на своемъ. Въ августѣ, по окончаніи полевыхъ работъ, разномысліе превратилось въ разрывъ. Ригористы выдѣлили свою часть скота во всѣхъ селеніяхъ и отпустили его на свободу. Мѣстами не обошлось безъ ссоръ, но въ общемъ раздѣлъ совершился довольно мирно. Во многихъ селеніяхъ ригористы предлагали большинству взять на себя весь скотъ и отвѣтственность за него. Большинство упорно отказывалось. «У насъ самихъ умъ на-двое, — говорили они. — Мы не знаемъ, что еще будемъ дѣлать со своею частью».
Дарованіе свободы скоту сопровождалось нѣкоторою торжественностью. Освобождаемыхъ коровъ и лошадей собирали изъ разныхъ селеній въ одно мѣсто, гдѣ былъ устроенъ огромный загонъ. Тутъ ихъ стерегли и кормили нѣсколько дней. Потомъ толпа «искателей слободы» съ пѣніемъ псалмовъ прогнала скотъ въ лѣсъ на послѣднее разставанье.
— А лошади идутъ такія понурыя, — простодушно разсказывали бабы, — повѣсили головы до самой земли. — Въ лѣсу хозяева стали прощаться со своимъ скотомъ. — Прощайте, наши кормильцы! — говорили они. — Спаси васъ Господи за то, что поили насъ, кормили, помогали намъ работать, — и кланялись въ землю. — И лошади тоже кланялись, — прибавляли бабы.
— Послѣ того пришли домой, — разсказывали мнѣ участники, — есть въ насъ чувство, что невозможно жить дольше, то мы и пошли прочь.
Дѣйствительно, почти тотчасъ же послѣ освобожденія скота партія духоборовъ явилась въ Іорктонъ и подала переселенческому агенту письменное заявленіе о томъ, что, не считая возможнымъ угнетать скотъ работой, они отпустили его на волю и теперь просятъ правительство принять мѣры къ тому, чтобы онъ не пропалъ съ голоду. «Самое лучшее, — наивно прибавляли духоборы, — перевезти его на теплые океаническіе острова, гдѣ бы онъ могъ невозбранно размножаться безъ людей и хищныхъ звѣрей».
Агентъ немножко пополемизировалъ съ духоборами, стараясь доказать имъ отъ Писанія, что лошадь именно назначена для сѣдла, а быкъ — для плуга. Отчаявшись переубѣдить духоборовъ, онъ, не долго думая, отправился на мѣсто дѣйствія съ понятыми и, собравъ весь скотъ, разбредшійся по лѣсамъ, пригналъ его въ городъ. Вмѣсто океаническихъ острововъ скотъ былъ проданъ съ публичнаго торга, и вырученныя деньги, около 16-ти тысячъ долларовъ, впослѣдствіи очень пригодились для духоборской общины. Всего было отпущено на свободу болѣе 500 штукъ крупнаго скота, не считая овецъ. Изъ нихъ агентъ собралъ немного менѣе трехъ съ половиной сотенъ, остальной пропалъ безслѣдно; по всей вѣроятности, попалъ къ сосѣднимъ фермерамъ-галиціанамъ и къ «индѣямъ».
Однако «искатели слободы» отнеслись съ большимъ негодованіемъ къ этой непрошенной опекѣ, «Зачѣмъ вы забрали нашъ скотъ? — говорили они агенту. — У васъ какая наказанія полагается за крадежъ? Небось, штрафъ да тюрьма, а до того доходить, что и вѣшаютъ. Значитъ, у васъ законъ только для одной стороны, а не для другой».
Тѣмъ не менѣе жизнь безъ скота, какъ сознавали сами «искатели», стала совершенно невыносимой. Полевая уборка кончилась, но около хозяйства было много работы. Нужно было возить дрова и бревна для построекъ, ѣздить въ городъ за покупками, распахивать съ осени новую пашню. Все это теперь приходилось исполнять собственною человѣческой силой вмѣсто лошадиной.
«Со скота сняли ярмо, — стали говорить „искатели“, — да сами на себя и надѣли».
Дѣйствительно, «искатели» волочили на себѣ плугъ и даже ходили въ городъ съ возами, запрягаясь по десяти лямокъ въ одну повозку, но кризисъ назрѣвалъ, и было очевидно, что въ качествѣ единственнаго выхода изъ невыносимаго положенія явится попытка массоваго бѣгства куда-нибудь, куда глаза глядятъ.
Вмѣстѣ со скотомъ многіе изъ искателей отказались также и отъ употребленія денегъ. Одни просто выбрасывали ихъ на дворъ, на сорную яму. Другіе приходили въ городъ и отдавали ихъ начальству, говоря: — «Намъ не нужны эти пестрыя бумажки. Возьмите ихъ, это ваше!» Часть этихъ денегъ тоже отыскалась впослѣдствіи и была присоединена къ духоборскому фонду.