Томъ седьмой. Духоборы въ Канаде. — Белая Арапія. — Искатели

— Какъ этотъ пріѣхалъ, теперешній, — продолжала Матрена, — я его сразу узнала, что это — Василій Веригинъ, братъ Петра. Написала и подала ему бумагу, что ты не тотъ, за кого себя выдаешь. Не въ свои сани не садись!.. А онъ взялъ и спряталъ въ карманъ, а народу ничего не открылъ. По-моему это — сопротивникъ, о которомъ читаемъ въ пророчествахъ. А Петя скончался прошлаго года, самаго 1-го августа. Когда отгоняли тружденскіе люди скотъ на слободу, пришла страшная буря и молніеносный столпъ, ударила и убила шесть коровъ, это и было намъ въ знаменіе… Манитъ ихъ земнымъ богатствомъ, — продолжала она сердито: — купили земли, машины, косилки, молотилки, хорошей жизнью взманиваетъ, то они перешли на его сторону всѣ. «А тебѣ, — говорятъ, — что же жалко по десяти рублей за землю заплатить?» Мнѣ не денегъ жалко, только дѣла жалко. Лучше бы мнѣ голову отрубили, чѣмъ дѣло отпустить. Какъ мы, духоборцы, начали, то мы должны и кончить, чтобы утвердить свободу и что вся земля для всѣхъ людей безразлично.

Матрена вдругъ пришла въ чрезвычайное волненіе, и лицо ея исказилось.

— Братья мои, милые, — заговорила она громко и поспѣшно, — на что же вы покупили землю? Ягодка моя, землю кто сдѣлалъ? Царь небесный. Какъ же можно ее покупать? Живи ты на ней, и я буду жить. А тебѣ какое дѣло, гдѣ я живу. Я буду пахать здѣсь, а ты паши тамъ, о бокъ моей землѣ, а если хочешь, то ссыпемся вмѣстѣ. А если у насъ есть совѣсть, то будемъ жить въ общинѣ. А если у насъ змѣиныя сердца, лучше жить порозно. Ахъ, Боже мой!..

Она закрыла лицо платкомъ и заговорила сквозь всхлипыванья:

— Я съ Лукерьей Васильевной въ Обчемъ Домѣ жила, сквозь мои руки всѣ дѣла проходили, а теперь меня изъ моего села сослали. Собственные мои сыны на земное прельстились, отъ меня отказались. «Ты, — говорятъ, — внуковъ смущаешь, иди въ Ефремовку». Ахъ, Боже, Боже!..

Матрена плакала навзрыдъ.

— Съ тѣхъ поръ, какъ они купили эту землю, — жаловалась она, — голова моя будто раскололась и до сихъ поръ болитъ.

Это была вся старинная духоборская миѳологія, которая таилась преимущественно въ женской средѣ и теперь поднималась со дна этой смятенной души и выходила наружу. Сердце Матрены было слишкомъ прямолинейно, и компромиссъ съ земнымъ богатствомъ послѣ всѣхъ мечтаній о проповѣди и Божьей правдѣ былъ для нея слишкомъ жестокимъ разочарованіемъ. Устои ея ума поколебались, и вернувшійся руководитель сталъ для нея самозванцемъ и антихристомъ.

X. Село Тружденіе

Послѣ Ефремовки мнѣ пришлось увидѣть самое больное мѣсто Духоборіи. Это было село Тружденіе, откуда вышло движеніе голыхъ. То былъ унылый, какъ будто наполовину вымершій посадокъ. Дома выглядѣли очень бѣдно. Во всемъ селѣ было четыре коровы, и молоко доставалось только маленькимъ дѣтямъ. Жители ходили, какъ въ воду опущенные, и даже на вопросы отвѣчали неохотно и въ то же время сердито.

— Наше село будетъ разбиваться, — сообщили они, — десять дворовъ пойдетъ въ Ефремовку, а шесть — на сѣверъ; а объ голыхъ еще сами не знаемъ, будутъ ли ихъ примать назадъ въ общину… У насъ голыхъ шесть семействъ, — объясняли они дальше. — Три корня поучаствовали въ этомъ, — Подмаревы, Антипѣевы и Власовы. Отъ насъ въ Реджайну увели десять человѣкъ, все самые работные и совѣтные люди. Оттого общество наше упало.

Члены большинства тѣмъ не менѣе не питали зла противъ голыхъ; многіе даже жалѣли ихъ.

— Они бѣдные, все-таки хотѣли для духа что-нибудь, — говорили они, — но, конечно, уперлись въ стѣну, а теперь сами видятъ, что ихняя не беретъ.

Пропаганда голыхъ, очевидно, оставила здѣсь свои слѣды даже среди скептиковъ и противниковъ. Семьи, принявшія ученіе голыхъ, съ самаго начала отдѣлились отъ общины. Онѣ не ѣли масла и молока, не пили чаю, «не примали части» въ пользованіи скотомъ, но сами на себѣ вспахали загонъ подъ хлѣбъ и завели особый огородъ. Онѣ, разумѣется, держались всѣ вмѣстѣ и составили особую маленькую общину, отдѣльную отъ всего села. Когда мужчинъ увезли въ Реджайну, женщины вмѣстѣ съ дѣтьми продолжали держаться въ сторонѣ и не поступали въ сельскую общину.