Том восьмой. На родинѣ

— Съ раската, съ раската! — раздается снизу зычный ревъ толпы, но Николай Петровичъ уже не вѣритъ больше, что вокругъ него новгородское вѣче. Въ воздухѣ яркій свѣтъ, небо ясно и сине. Пестрыя рекламы сверкаютъ всѣми цвѣтами радуги на многоэтажныхъ домахъ широкой прямой улицы. Это Сенъ-Луи, Миссури, Америка. На мостовой безчисленная толпа темнѣетъ шляпами и черными сюртуками. Всѣ лица жадно обращены вверхъ.

— Убейте его! — реветъ толпа. — Сбросьте его внизъ!

Четыре человѣка продолжаютъ раскачивать Николая Петровича на широкомъ подоконникѣ передъ распахнутымъ окномъ.

Это «Линчъ». Раскачиваясь въ воздухѣ, Николай Петровичъ съ удивленіемъ успѣваетъ замѣтить, что его собственныя руки черны, какъ уголь.

— Внизъ проклятаго негра! — неистовствуетъ толпа.

Разъ!.. Николай Петровичъ за окномъ и летитъ внизъ, безпомощно размахивая и перебирая руками въ пространствѣ.

— Ура! — кричитъ толпа.

Дома, улица, люди переворачиваются въ его глазахъ сверху внизъ и снова выпрямляются. Это онъ сдѣлалъ сальтомортале черезъ голову. Внизу внезапно вырастаетъ мостовая. Она покрыта квадратными каменными плитами, похожими на бурую черепицу.

— Ура! — кричитъ толпа. Но мостовая молчитъ и ждетъ своей минуты.

…………………………………………………………………………………………………………

Длинныя бѣлыя стѣны; подъ потолкомъ ярко горитъ большая лампа. Въ лѣвомъ углу паукъ выплелъ широкую круглую паутину, которая бросаетъ на бѣлую площадь потолка отчетливую тѣнь.

Николай Петровичъ попрежнему лежитъ въ постели. Передъ глазами его бѣлая простыня, мѣшокъ съ холоднымъ снѣгомъ лежитъ на его груди, но все тѣло его болитъ и ноетъ. Мягкія подушки кажутся ему тверды, какъ камни мостовой.

Ахъ, какъ скучно! Никто на всемъ свѣтѣ не бодрствуетъ съ нимъ въ эту безконечную ночь. Время тянется убійственно медленно. Часы тикаютъ на стѣнѣ около его уха. Онъ принимается считать. Разъ-два, разъ-два. Какое правильное автоматическое движеніе. Что такое время? Зачѣмъ оно движется? Есть ли въ немъ жизнь? Чувствуетъ ли оно что-нибудь? Только оно одно бодрствуетъ вмѣстѣ съ нимъ въ эту тоскливую, безконечную ночь.

Николай Петровичъ закрываетъ глаза, но яркій свѣтъ проникаетъ и сквозь закрытыя вѣки. Часы тикаютъ. Время движется впередъ. Ему начинаетъ казаться, что онъ можетъ видѣть это движеніе. Въ свѣтломъ пространствѣ виситъ прозрачный шаръ. Вещество внутри и внѣ его одно и то же, но взглядъ улавливаетъ эти прозрачные контуры. Это клѣтка времени. Она виситъ на мѣстѣ, какъ мыльный пузырь на соломинкѣ, и дѣлаетъ оборотъ слѣва направо. Вотъ пузырь лопнулъ. Крошечная капля даже не успѣла упасть внизъ и растаяла въ пространствѣ, а на мѣстѣ ея уже другая клѣтка. Она тоже обращается слѣва направо, лопается и превращается въ росу. Въ равномѣрно освѣщенномъ пространствѣ вереница воздушныхъ капель времени тянется, какъ тонкая струя ключа, продолбившая камень. Онѣ возникаютъ другъ за другомъ и стекаютъ въ пустоту…

За перегородкой начинаютъ бить часы. Николай Петровичъ насчитываетъ двѣнадцать ударовъ. Онъ проспалъ цѣлыя сутки, но ему кажется, что минувшаго дня не было, и что эта вторая полночь его темной и томительной тоски пришла тотчасъ же вслѣдъ за первой…

Идутъ, идутъ! Въ двѣнадцать часовъ по ночамъ изъ гроба встаетъ барабанщикъ!..

Сильная мелодія далеко разливается вокругъ.

Трамъ-тамъ-тамъ! Трамъ-тамъ-тамъ! Трамъ-тамъ!

Воскресшій барабанщикъ, очевидно, не теряетъ времени.

Идутъ, идутъ! Сѣдые гусары встаютъ. Встаютъ усачи кирасиры. Со всѣхъ сторонъ бѣгутъ, подходятъ, подъѣзжаютъ новые отряды. Земля колеблется отъ топота. Темнота вздрагиваетъ и даетъ эхо.

— Ту-туру-туру! Тру-туру! — труба громко и рѣзко раздается впереди. Кто надъ могилою ѣдетъ, знамена побѣдно шумятъ…

Отрядовъ все больше и больше. Кто это, мертвые, живые? Всѣ призраки бездны вышли изъ своихъ убѣжищъ и пустились въ походъ.

— Трамъ-тамъ-тамъ! — рокочутъ барабаны.

— Тру-туру-ру! — поетъ труба.

Копыта лошадей гулко и свѣжо звенятъ объ морозную землю. Пѣхота отбиваетъ тяжелый, грузный тактъ. Нѣтъ, это не призраки, это новыя поколѣнія. Въ воздухѣ пахнетъ свѣжестью, на востокѣ свѣтлѣетъ…

Они идутъ, идутъ!.. Николай Петровичъ рвется вскочить съ мѣста, онъ не въ состояніи лежать подъ эти подмывающіе звуки.

— Трамъ-тарамъ-тарамъ!..

— И я съ вами, и я съ вами!.. — онъ крикнулъ изо всѣхъ силъ, но никто его не слышитъ.

— Трамъ-тамъ!

— Да здравствуетъ свобо…

Николай Петровичъ рвется вскочить съ мѣста и не можетъ. Тѣло его застыло и обратилось въ камень и такъ же мало можетъ двинуться, какъ старая статуя, искалѣченная временемъ и сброшенная бурею на садовую дорожку.

— Трамъ-тарамъ-тарамъ! — трещитъ барабанъ.

— Тру-туру-туру! — поетъ труба. Двѣ арміи, торопливо строясь, сходятся для рѣшительной битвы. Странный бѣлый свѣтъ льется съ небесъ. «Тамъ электричество зажгли!» соображаетъ мимоходомъ Николай Петровичъ и жадно разсматриваетъ соперниковъ.