Том восьмой. На родинѣ

Дальше, за предѣлами ближайшихъ ивовыхъ зарослей, начинались мокрые луга и совершенно непроходимая тайга, гдѣ корявыя деревья росли на верхушкахъ странныхъ зыблющихся холмиковъ и въ густомъ мху подъ буреломомъ стояли холодныя лужи, заставлявшія проваливаться по поясъ самаго опытнаго путника, который рискнулъ бы забраться въ эти непролазныя дебри.

Якутскія юрты были устроены съ небрежностью, скорѣе пригодной для тропиковъ, чѣмъ для суровыхъ урочевскихъ холодовъ.

Зимою вмѣстѣ съ людьми здѣсь помѣщался также скотъ, въ темномъ отдѣленіи по другую сторону входа. Для большей теплоты стѣны смазывались толстымъ слоемъ навоза, но лѣтомъ обмазка осыпалась, и повсюду свѣтились щели, давая свободный проходъ не только вѣтру и солнцу, но даже надоѣдливымъ насѣкомымъ.

Посреди поселка на низкомъ, но довольно широкомъ холмѣ, образовавшемся отъ столѣтнихъ наслоеній мусора и щепокъ, стояло большое зданіе, по внѣшнему виду котораго трудно было судить о его назначеніи.

Оно было по образцу якутскихъ жилищъ составлено изъ стоячихъ бревенъ, но бревна были на подборъ ровныя, толстыя и такъ плотно прилаженныя другъ къ другу, что нигдѣ не осталось мѣста для щели. Надъ бревнами было положено нѣсколько связей, срубленныхъ по-русски уголъ на уголъ, и въ небольшихъ перпендикулярныхъ стѣнкахъ были прорѣзаны бойницы, заткнутыя изнутри круглыми затычками изъ оленьей шкуры. Огромная труба камина возвышалась на плоской крышѣ, какъ дупло обгорѣлаго дерева, и надъ нею нависла какая-то странная шапка, соединенная съ системой колѣнчатыхъ деревянныхъ рычаговъ, сходившихъ внизъ. Со всѣхъ четырехъ сторонъ были пристроены сараи, хлѣва, сѣнники, странные туземные амбары на высокихъ стойкахъ, какъ будто забравшіеся на ходули, навѣсы для сушеной рыбы, и надъ всей этой кучей построекъ поднимался длинный жидкій шестъ съ громоотводомъ и анемометромъ, а въ нѣкоторомъ отдаленіи возвышалась сухопарая метеорологическая будка съ рѣшетчатыми стѣнками и такими прямыми деревянными ногами, какъ будто онѣ потеряли способность гнуться отъ застарѣлаго ревматизма.

Будка соединялась съ жилищемъ рѣшетчатымъ переходомъ, по которому можно было пробираться только при помощи системы кольевъ, пристроенныхъ то слѣва, то справа. Прогулка по этому переходу въ ненастную зимнюю ночь была впору развѣ для искуснаго акробата, а не для обыкновеннаго смертнаго.

Переходъ доходилъ до самой двери, въ верхней части которой была вырѣзана форточка, въ родѣ слухового окна, плотно закрытаго изнутри деревяннымъ ставнемъ. Послѣднее колѣно рычага, сходившее съ крыши внизъ, тутъ же проникало сквозь дверной косякъ внутрь жилища. Форточка безшумно отворилась, и длинное тощее тѣло проскользнуло наружу, съ ловкостью паука пробѣжало по утлому переходу, быстро перебирая руками и ногами по невѣрнымъ точкамъ опоры, потомъ выпрямилось на небольшой площадкѣ передъ будкой и усѣлось на перекладинѣ, замѣнявшей скамью. Это былъ человѣкъ высокаго роста и красиваго худощаваго сложенія, одѣтый въ короткую кожаную рубаху, открытую на груди и съ большимъ карманомъ у пояса, откуда торчала коричневая записная книжка.

Его скрещенныя ноги, небрежно спущенныя внизъ черезъ край доски, напоминали извѣстную статую Мефистофеля, изваянную Антокольскимъ, но на широкихъ сухихъ плечахъ сидѣла типичная голова стараго степного татарина съ жидкой бородой, широкими скулами и глубоко впавшими темнокарими глазами; тонкія губы были плотно сжаты, высокій, немного суженный съ боковъ черепъ былъ выточенъ округло и крѣпко.

Идеи, попадавшія подъ этотъ черепъ, не разлагались и не вывѣтривались, но медленно и упорно развивались, стараясь достигнуть зрѣлости, чтобы потомъ такъ же упрямо стремиться къ воплощенію въ дѣло.

Александръ Никитичъ Кириловъ былъ старожиломъ Урочева. Когда, десять лѣтъ тому назадъ, онъ поставилъ первое бревно своего жилища на уплотненную почву выморочнаго якутскаго сельбища, по сосѣдству было только два дома. Съ тѣхъ поръ къ жителямъ присоединились еще восемь семей, привлеченныхъ возможностью заработка вокругъ обширнаго молочнаго хозяйства, которое онъ развелъ на этихъ сочныхъ болотистыхъ лугахъ, и возникъ порядочный поселокъ. Теперь съ каждымъ годомъ прибавлялись новые дома, и Урочево скоро обѣщало сдѣлаться центромъ этого малонаселеннаго околотка, гдѣ большая часть поселковъ состояла изъ одного, двухъ жилищъ.

Доставъ изъ кармана книжку, Кириловъ принялся методично записывать наблюденія. Онъ велъ станцію уже восьмой годъ, имѣлъ два хвалебные отзыва за аккуратность и даже серебряную медаль, которою втайнѣ очень гордился.

За всѣ восемь лѣтъ онъ пропустилъ только одно наблюденіе, когда внезапно налетѣвшій буранъ свалилъ и будку и мостки и угрожалъ снести съ мѣста даже крѣпко вкопанное въ землю жилище одинокаго метеоролога.