Том восьмой. На родинѣ

— Рекомендую: Кириловъ, Александръ Никитичъ, изъ дальнихъ странствій. — отчетливымъ басомъ выговорилъ товарищъ Кирилова.

— Господи, Саша!

Женщина съ часами сдѣлала шагъ впередъ и остановилась. Губы ея задрожали.

— Александръ Никитичъ!

Она не знала даже, какъ называть его.

Когда-то она называла его Сашей, онъ звалъ ее Марусей. Тогда ея фамилія была не Левицкая, а Сокуренко. Это было двадцать восемь лѣтъ тому назадъ и съ тѣхъ поръ они не видѣлись ни разу. У него были тогда кудрявые волосы, ясные синіе глаза, лицо, нѣжное какъ у дѣвушки. Теперь онъ стоялъ передъ ней, какъ привидѣніе, въ своей поношенной одеждѣ. Зубовъ у него не было, и складки рта были совсѣмъ старческія, и глаза выцвѣли и только въ глубинѣ ихъ свѣтилось что-то знакомое, близкое и очень дорогое.

Младшаго ея сына звали Сашей. Ей показалось, что у него было такое же выраженіе въ глазахъ.

Кириловъ молчалъ и крутилъ бороду.

— Гора съ горой не сходится, — сказалъ онъ просто, — свидѣлись, Маруся!

— Откуда вы? — сказала хозяйка и вдругъ всхлипнула и оперлась рукою о столъ.

— Я хотѣлъ сдѣлать сюрпризъ, — сказалъ товарищъ Кирилова огорченнымъ тономъ.

— Ничего, — сказала хозяйка и разсмѣялась мелкимъ нервнымъ смѣшкомъ.

— А какъ Семенъ Семенычъ радъ будетъ, — прибавила она уже спокойнѣе. — Онъ столько о васъ слышалъ.

Кириловъ не отвѣчалъ.

Онъ, кажется, даже не слышалъ послѣдней фразы.

Двадцать восемь лѣтъ.

Время тогда было жестокое, хуже, чѣмъ теперь, несмотря на всѣ военные суды. Брали за книжку, за перехваченное письмо, слѣдствіе тянулось годами и дорога изъ тюрьмы открывалась только въ ссылку или на каторгу. Впрочемъ, ее тогда продержали съ полгода, потомъ выслали на родину. Его продержали три года и послали въ Сибирь. Она вышла замужъ, имѣла дѣтей, жила, какъ живутъ всѣ другія дамы. Хозяйство, дѣтскія болѣзни, въ свободное время книжка новаго журнала. Надо перемѣнить прислугу. Васѣ надо сшить курточку. Маруся хочетъ ѣхать въ Петербургъ.

Дѣтей у нея было шестеро и мужъ седьмой. Сердце у нея стало сытое, просторное, на семь гнѣздъ или на семь стойлъ, для каждаго домашняго особо. И вся она стала, какъ сытая корова изъ хорошо содержимаго стойла.

По вечерамъ, когда она приходила въ свою спальню, мысленно дожевывая свою дневную заботу, тѣло ея двигалось чинно и лѣниво и глаза становились круглые, матовые, волоокіе.

— Я изъ Пропадинска — сказалъ Александръ Никитичъ…

— Гдѣ это?

Географія Сибири была ей такъ же мало знакома, какъ географія Китая или Полинезіи.

— Тамъ далеко, — Кириловъ сдѣлалъ неопредѣленный жестъ — у моря полярнаго.

И голосъ, у него теперь былъ другой, глухой и будто надтреснутый. Онъ шамкалъ губами и недоговаривалъ слова.

— Какъ же вы жили тамъ, разсказывайте! Да, господа, что же вы стоите, садитесь, пожалуйста.

Гости покорно сѣли.

— А какъ Семенъ Семенычъ радъ будетъ, — вернулась она къ прежней темѣ.

Александръ Никитичъ вздрогнулъ и десны его сжались, какъ будто кто провелъ пальцемъ по стеклу..

— Какъ же вы жили?

— Такъ и жилъ, — коротко сказалъ Кириловъ. — Тамъ все другое. Земля и люди. Я жилъ съ людьми…

Мальчикъ въ короткой курточкѣ вприпрыжку пробѣжалъ по комнатѣ. Онъ былъ свѣтловолосый и смуглый.

Кириловъ вспомнилъ собственнаго сынишку, который остался гдѣ-то далеко за десять тысячъ верстъ. Вспомнилъ якутку Хаспо и всю свою семью. Какая женщина была лучше, эта сытая дама или та худощавая дикарка, непокладавшая рукъ въ работѣ, каждый кусокъ отрывавшая отъ собственнаго рта для гостя или для бѣднаго сосѣда?.

Онъ имѣлъ такое чувство, какъ будто ему предстоитъ сдѣлать выборъ, немедленный и безповоротный, между двумя женщинами. Вслѣдъ за этимъ чувствомъ возникло сознаніе, что выборъ сдѣланъ и жизнь давно сложилась. Разница между старымъ и новымъ, которая до сихъ поръ громоздилась въ его душѣ, какъ груда несвязныхъ ощущеній, вдругъ обострилась и вспыхнула яркимъ огнемъ, какъ будто кто повернулъ электрическій рожокъ. Жизнь прожита и дѣлится на двѣ половины, та — дикая тундра и эта — бурная и людная Россія. Ничѣмъ не свяжешь ихъ, между ними пропасть.

Кириловъ больше не слушалъ, что говорила хозяйка. Черезъ пять минутъ онъ поднялся и собрался уходить, ссылаясь на неотложное дѣло. Онъ обѣщалъ зайти на другой день вечеромъ, когда Семенъ Семенычъ будетъ дома.

— Какъ онъ будетъ радъ, — повторила хозяйка въ третій разъ въ видѣ напутствія, — и дѣти, и я. Мы всѣ вамъ рады, отъ всей души.

Это была райская птица, обратившаяся въ обыкновенную курицу.

5.