Томек в стране фараонов

«Как мы ранее сообщали, в последнее время в некоторых странах Европы появились очень ценные древние реликвии, происходящие из Египта. Полиции многих стран вели поиск организаторов контрабанды. Большого успеха достигли наши службы, арестовав вчера в Каире Ахмеда А., одного из чиновников хедива. Он и оказался организатором крупномасштабной контрабанды. Подробности в следующих номерах», – переводил Абир.

– Ахмед А. – кто бы это мог быть? – соображал Вильмовский.

– Ахмед ас-Саид бен Юсуф, – ответил Абир. – Верно говорил наш друг из Эль-Файюма, что нельзя ему доверять. Он был прав.

– И был прав тот купец из Александрии, утверждая, что след ведет в Каир, – напомнил Вильмовский.

– Аль-Хабиши действительно порядочный человек, – ответил Абир.

К полудню вернулась спасательная экспедиция, привезла с собой смертельно измученного Патрика и тяжело больного, почти слепого Новицкого. Их обоих нашли у единственного в этом районе колодца, всего в дне пути на запад от Луксора. Вот только Томека с ними не было…

XVI Поиски

Абир и Смуга перевернули вверх дном всю округу. В пустыню отправились поисковые отряды. Из Каира приехал знакомый Смуги, служащий в английском консульстве. После его вмешательства в спасательную акцию включились британские солдаты. Они прочесывали местность к западу от Долины царей.

Вильмовский дневал и ночевал в луксорской полиции, координировал деятельность разных отрядов, сидел там бледный, с темными кругами под глазами от бессонных ночей, напряженно вглядываясь в карту. Большая ее часть была закрашена красным, что означало, что эти территории уже обследованы. Черный пунктир показывал маршрут групп спасателей.

Стук в дверь прервал его грустные размышления.

Пришел британский дипломат. Он с интересом взглянул на карту, а Вильмовский закурил.

– Есть у вас новости из Каира? – спросил он.

– Никаких. Когда я уезжал, шел торг между консульством и людьми хедива. Ахмед ас-Саид занимает высокую ступень в египетской иерархии. Хедив постановил, что это их внутреннее дело.

– Как вам известно, – холодно произнес Вильмовский, – все наши неприятности начались именно с посещения этого «достойного доверия человека», Ахмеда ас-Саида. Вот от него-то сначала о нас и узнали.

– Да, я понимаю ваши чувства. Но я бы не хотел оправдываться, – ответил англичанин, – я только стараюсь делать все, чтобы вам помочь.

– Я ценю это. И благодарю вас.

Далее пошел более спокойный разговор, он касался малейших шансов отыскать Томека. Ближе к вечеру вернулась одна из групп. Смуга и Абир вошли в комнату. Усталые, с горящим от ветра, пыли и солнца лицом. Они сели на придвинутые им табуретки. Никаких слов не требовалось, они вернулись одни…

Вильмовский поднялся, закрасил красным цветом еще одну часть карты, снова тяжело сел на место. Смуга сидел, опустив голову. Оба молчали. О чем им было говорить?

* * *

К Новицкому постепенно возвращалось здоровье. Он лежал с компрессами на глазах, рядом сидела Салли, глаза ее тоже были постоянно красны, но только от слез. Когда моряк засыпал, она потихоньку плакала. Девушка чувствовала себя совершенно разбитой. Если бы не Патрик, упорно втягивавший ее в разговоры и тащивший на прогулку, Салли совсем бы замкнулась в себе. Временами к ней возвращалась прежняя энергия, ей хотелось участвовать в спасательных экспедициях, куда-то ехать, торопиться, что-то делать. Но потом ею снова овладевала апатия.

Зато Новицкого, похоже, не оставляла надежда. Несмотря на свое трудное, неопределенное положение, на гнетущее чувство утраты из-за исчезновения Томека, он бывал оживлен, даже искрился юмором и шутил в своей манере, особенно в присутствии Салли. Оставшись в одиночестве, он замыкался в себе, а потом его одолевали с трудом сдерживаемые приступы ярости и гнева. Тогда он вставал с постели и мерил шагами комнату, часто ударяясь о мебель, пока не выучил ее расположение на память. До боли сжимал кулаки, а его лицо искажала ненависть. Бездеятельность, столь чуждая его натуре, была для него пыткой. Но если ему предлагали прогуляться у гостиницы, неизменно отказывался.

– Варшавянин не станет выставлять себя на посмешище! – шипел он сквозь стиснутые зубы.

Новицкий – больной, вынужденный проводить время в замкнутом пространстве – мучился от всепоглощающего, ранее неведомого ему чувства ненависти. И пока мысли всех остальных занимал Железный фараон, Новицкий жаждал помериться силами с Гарри, человеком с корбачом. Моряк свято верил, что стоит ему одолеть Гарри, как удача вернется к ним и Томек отыщется. Новицкий еле высиживал в душном гостиничном номере. Как только ему стало получше, он попросил, чтобы его перевели «к тем лилипутам напротив», как поляк называл Колоссов Мемнона, у подножия которых располагался лагерь. Там он мог чаще бывать на свежем воздухе, и к нему понемногу возвращались силы и зрение. И вместе с ними росла надежда. Надежда, что все хорошо кончится. Ведь до сих пор все и всегда хорошо кончалось!

* * *