Это была гурта для воды. Вильмовский облегченно вытер пот со лба и глянул на Смугу. Тот жестом предложил шейху выйти. Вильмовский прихватил гурту и вышел следом.
– Вот что мы нашли! – показал он Расулу.
Тут вмешался Патрик:
– Дядя! Да это… Я знаю! Я ее узнаю! – воскликнул он. – Это тот мешок, что нам оставили. Дядя Том взял его, когда пошел за помощью.
Расул начал расспрашивать шейха. Тот пожимал плечами, но, когда полицейский приказал ему собирать пожитки и пригрозил арестовать, стал отвечать. Гурту они нашли в пустыне, возвращаясь из Луксора.
– Поедешь с нами и покажешь, где это было.
Шейх, все еще находясь под прицелом револьвера Смуги, обрушил на них лавину слов. Расул что-то терпеливо ему говорил.
– Расул угрожает шейху, что пересажает весь их лагерь, потому что гурта принадлежала европейцу, которого мы разыскиваем, – перевел Вильмовскому Смуга.
– Может, они еще что-то знают, – не сдавался Вильмовский.
– Подождем! – ответил Смуга. – Положимся на Расула.
Предпринятое Расулом расследование ни к чему не привело. Полицейский был уверен, что шейх говорит правду: бедуины нашли гурту в пустыне, неподалеку от Долины царей. Выбросил ли ее Томек, когда в ней не стало воды? Возможно, ее притащил туда шакал. Еще раз досконально обыскали окрестности вокруг того места, где нашли гурту. Безрезультатно. И Динго не взял следа.
Жестокая правда приняла наконец неумолимо ясные очертания, как бы долго они старались с ней ни считаться. Томек Вильмовский погиб в песках Сахары. Юношу поглотила пустыня. Пропала надежда найти его живым. Оставалось лишь желание найти его тело, чтобы с честью похоронить. Но и это казалось невозможным. В конце концов они насыпали на крохотном коптском кладбище памятный холмик. И над этой символической могилой Смуга дал клятву:
– Томек! Обещаю тебе! Не успокоюсь, пока не найду Фараона. А когда найду, приду сюда и расскажу тебе, что я с ним сделал… Да поможет мне Бог!
– Да поможет мне Бог! – эхом повторил за ним Новицкий.
Вильмовский молчал. Салли всхлипывала. Но и они думали о том же. Все покидали Луксор, задыхаясь от боли и ненависти.
XVII
У врат юга
Смуга, Новицкий, Вильмовский и Салли с судорожно цепляющимся за ее руку Патриком сели на поезд, отходящий из Луксора. Они покидали Долину царей с горечью в сердце. Еще недавно она притягивала их, манила обещанием приключений, теперь же не давала забыть о свершившейся трагедии.
В Асуан с ними направлялся и Абир. Он и сам не знал, чем он может помочь, но не решался бросить их в таком трудном положении. Никому не хотелось разлучаться. В первом классе не осталось такого количества свободных мест, и все без колебаний выбрали второй, хотя обычно европейцы в нем не ездили.
Не успел поезд тронуться, как они пожалели о своем решении.
В вагоне стояла невероятная духота. Некоторые сидевшие на лавках мужчины ели лук, курили. На полу посреди коробок, сундуков, узлов копошились дети, женщины что-то стряпали на маленьких плитках. Вильмовский, с головой ушедший в раздумья, не подумал о том, чтобы отговорить своих неопытных товарищей ехать вторым классом. И ничего удивительного, что неприятность, как и в предыдущей поездке, не замедлила случиться.
На этот раз окно открыл ничего не подозревавший Новицкий. Но тут же могучего телосложения араб захлопнул его, сердито крича и отчаянно жестикулируя. Вильмовский, не в силах перенести раскаты его могучего голоса над своей головой, со вздохом попросил:
– Господи, пусть он наконец замолчит! Абир, сделай что-нибудь! А ты, Тадек, больше не нарывайся на неприятности и не открывай окна в египетском вагоне.
Новицкий только мрачно буркнул что-то себе под нос, а тот человек еще долго возмущался, правда пересев в другой конец вагона.
Поезд проезжал мимо серых от пыли городишек с небольшими мечетями, мимо селений феллахов, таких же унылых, как и повсюду в Египте. Миновали местность под названием Исна, приближались к Идфу. Абир, желая как-то разрядить тяжелую атмосферу и хоть немного поднять настроение, начал рассказывать:
– В древности Идфу был главным городом нома, то есть округа, во главе с номархом. До нынешних времен здесь сохранились развалины храма Гора.
– Гор – это бог с головой сокола? – поддержал разговор, поняв намерения друга, Смуга.
– Да, он являлся богом неба, и фараона при жизни отождествляли с ним.
– А после смерти знатный покойник преобразился в Осириса, – включился Новицкий, бросив мимолетный взгляд на Салли.
Моряк уже чуть оправился, только покрасневшие и опухшие веки свидетельствовали о перенесенной болезни. Он глубоко переживал утрату Томека, жаждал вырвать Салли из состояния апатии, но та лишь отмалчивалась. Абир размеренно продолжил: