Когда путники наконец вышли из поезда, их тут же окружила шумная толпа. Кого тут только не было! Берберы, бродяги, нищие, дети разных оттенков кожи. Бросались в глаза красивые девушки в нубийских одеждах, почти обнаженные, опоясанные по бедрам оригинальной, до колен, юбочкой с густой бахромой. Каждый предлагал свой товар: дубинку из черного, «железного» дерева, копье для охоты на крокодилов, шкуры леопардов, корзинки, страусиные яйца, длинные берберские ножи, которые носят на левом боку, на шнурке, который дополнительно обвязывают вокруг шеи. Кто-то пытался продать обезьянку на веревке, другие – бусы, головные уборы из перьев.
Едва они протиснулись через эту толпу, как их снова атаковали. На этот раз погонщики животных и извозчики, каждый из которых вопил что было сил:
– Возьми меня! Найми меня!
Больше всех отличился молодой нубиец, который приказал своему коню танцевать, и тот действительно начал заученно перебирать ногами. Все тянули руки за бакшишем. Лошади, верблюды и ослы фыркали, ревели, ржали…
Не без труда вся компания добралась до небольших извозчичьих пролеток, в которые были запряжены ослы. По широкому бульвару, тянущемуся вдоль Нила, доехали до гостиницы «Катаракт» и заняли номера на втором этаже с окнами, выходящими на заросший пальмами остров, что делил Нил на два почти равных рукава.
– Это Слоновый остров[136], – сообщил Патрику Абир.
– По-французски – Элефантина. В европейской географии принято это название, – добавил Вильмовский.
– Так он слоновый потому, что такой большой? – спросил Патрик.
– Нет-нет, – улыбнулся Абир. – Когда-то до этих мест добирались африканские слоны.
– Как там много садов…
– Да, но прежде всего Элефантина знаменита ниломером, его в 1870 году восстановил хедив Исмаил, и множеством храмов.
– Ради бога, не говорите мне больше о храмах, – вздохнул Новицкий. – Они на меня давят. Храм должен быть полон людей, тогда он живет… А эти здесь напоминают о смерти.
Все умолкли, стоя на балконе, наблюдая, как садится солнце. На скалистых вершинах шла удивительная игра цветов. Розовый цвет переходил в фиолетовый, чтобы затем уступить темно-синему. Горизонт, поначалу желтый, стал пепельным, потом серым, наконец появилась луна, слабо осветившая наступившую тьму.
Новицкий никак не мог заснуть, все ворочался на неудобной кровати, стоящей в комнате, которую они делили с Вильмовским. Где-то около полуночи он услышал приглушенный голос друга:
– Тадек, спишь?
– Да нет…
– Салли переживает эту трагедию гораздо сильнее нас.
– Верно. Вся ушла в себя. Вечно в печали. Ее не волнуют даже обожаемые пилоны, барельефы и гипостили… И молчит!
– Попробуй ее немного развлечь.
– Но как? – уже не впервые задался этим вопросом Новицкий.
– Займись этим, Тадек, подумай. Поговори со Смугой и Абиром. Возьми ее куда-нибудь с Патриком. Покажи что-нибудь… У тебя лучше всех получится.
– У меня? Да я ведь испытываю то же, что и она, – сдавленно произнес Новицкий. – Может, лучше Смуга?
– Смуга с Абиром пусть займутся экспедицией, в этом они мастера.
– Пусть меня кит слопает, если я справлюсь с таким заданием, Анджей.
– Справишься, раз надо. Салли угасает на глазах. Нельзя этого допустить. Достаточно того, что я потерял… что мы потеряли одного ребенка. – У Вильмовского задрожал голос.
Когда рассвет окрасил серые скалы Элефантины, а противоположный, высокий берег осветили солнечные лучи, придающие растениям и виллам оттенок песка, Патрик выручил Новицкого из трудной ситуации.
– Тетя! – обратился он к Салли, с надеждой заглядывая ей в глаза. – Пойдем погуляем.
– Куда, сынок? – спросила она мягко, но без тени интереса.
– Просто походим немного.
– Иди с кем-нибудь другим.
– А я… хочу с тобой. Пойдем! – решительно настаивал Патрик.
Ему помог Вильмовский.
– Идите-идите и прихватите с собой Новицкого. Ему тоже будет полезно. А нам надо к мамуру[137].
– Только вы там поскорее все уладьте, – уже без протеста согласилась Салли.
Сначала они зашли на сук, местный рынок. Прикрытый в центре высокой крышей, базар не особо отличался от каирского или какого-нибудь другого базара на Востоке. Патрика больше всего привлекли товары из Нубии, их тут оказалось в избытке. Его очаровали щиты из рафии и соломы, он охотно попробовал поиграть на глиняных барабанчиках и не утерпел – купил один. Новицкий приобрел для Салли ожерелье из лотоса и еще одно, благоухающее, из сандалового дерева. Крики, жесты, ритмичные песни продавцов должны были привлечь покупателя. У Патрика потекли слюнки при виде халвы, и Новицкий заплатил за большой кусок, вспомнив, как сам обожал в детстве это лакомство. Салли приобрела немного арахиса, фиников, апельсинов. Потом ее внимание надолго приковала лавка с глиняной посудой, привезенной из Асьюта, славящегося своими гончарами.
Новицкий, имевший перед выходом из гостиницы длительную беседу с Абиром, с большой уверенностью, заинтересованно выполнял роль гида.
– Сначала поедем к каменоломням, посмотрим на тот знаменитый обелиск, что считают незаконченным.