Тонкая нить

– Я несколько лет преподавала вышивание в женской школе в Греции. И стала, так сказать, специалистом в греческой вышивке.

– Вот это да!

Мисс Песел всегда казалась Вайолет до мозга костей англичанкой. Трудно было представить ее в ином климате, как она под жарким солнцем юга, вся в испарине обучает юных гречанок всем этим стежкам: и рис, и продолговатый крестик – в классе белоснежного здания школы, за окнами которого синее, безоблачное небо и раскинувшееся до горизонта такое же синее море. Вайолет хотелось спросить, был ли у нее муж, но не спросила, поскольку терпеть не могла, когда этот вопрос задают ей самой.

– Еще я немного путешествовала, – продолжала Луиза Песел, улыбаясь собственным воспоминаниям. – Побывала в Египте, в Индии. Это было чудесно. Один раз даже прокатилась верхом на верблюде! А потом началась война, и я вернулась в Брэдфорд…

– В Брэдфорд?

– Ну да, я там выросла. Во время войны преподавала вышивку выздоравливающим солдатам. Вы знаете, мисс Спидуэлл, шитье обладает целительными свойствами, это занятие снимает психологические травмы и способствует быстрейшему заживлению ран. Глубокие, яркие тона и повторение одних и тех же простых движений при вышивании оказывают мощное успокаивающее действие на мужчин. Когда своими руками создаешь красивую вещь, это творит с нервной системой настоящие чудеса. Результатами я была очень довольна.

Вайолет представила себе сидящих в грязной траншее Джорджа с Лоренсом, вышивающих красными нитками ряд красивых петелек, и ее передернуло.

Но Луиза Песел, похоже, ничего не заметила или из вежливости сделала вид, что не заметила.

– Ну а вот это… ваша работа, мисс Спидуэлл? – спросила она, кивая на подушечку, лежащую на коленях Вайолет. – Я знаю, что вышивальщицы любят, так сказать, навещать свои произведения.

– Нет, я просто смотрела на чужую работу, хотелось увидеть, как сочетаются разные цвета и оттенки.

Вайолет было приятно, что мисс Песел запомнила ее имя.

– А над каким узором вы работаете этим летом?

– Пока что я не вышиваю подушечку целиком. Миссис Биггинс поручила мне сделать кайму для подушечек. Всегда требуется много каймы…

– А у вас уже есть образец?

Вайолет кивнула.

– А еще кого-нибудь вышивать учили?

– Да. И эта девушка тоже стала ходить на наши занятия.

– И вы хотели бы сделать вышивку к подушечке под коленки?

– Да.

– Вы меня заинтриговали, мисс Спидуэлл. Почему? Ведь таких подушечек будет более трех сотен, и ваша потеряется в таком количестве. А вот подушечек на сиденья требуется гораздо меньше, и они будут очень эффектны, да и кайма, конечно, тоже важна, она придает им объем. В том, чтобы вышивать кайму, нет ничего обидного.

– Я понимаю. Просто… – Вайолет запнулась и замолчала.

Тогда мисс Песел сама закончила ее мысль за нее:

– Значит, вы хотите вышить что-то такое, что полностью будет вашим, чтобы все это видели, когда будут пользоваться?

– Да.

Мисс Песел смотрела на нее так, словно ждала немедленного ответа. Вайолет поняла, что наставница хочет более полного объяснения, но она еще сама не продумала все как следует.

– Я выросла в Саутгемптоне, – начала она, – и мы ходили в собор Святого Михаила. Моя мать до сих пор туда ходит.

– Я тоже там бывала. Красивый храм.

– Я хожу в церковь с детства – в воскресную школу, на занятия по Божественной литургии, на воскресные службы, – но никогда по-настоящему не чувствовала себя в храме как дома. Особенно… особенно после того, как на войне погиб мой брат. Заупокойную службу по нему провели чисто формально и поверхностно. Наш викарий отслужил столько подобных служб, что барабанил все как по нотам. Он знал нашего Джорджа, но повторял священные слова, точно попугай, не вдумывался в смысл сказанного.

Она замолчала.

– Наверное, обидно было это слушать, – вставила мисс Песел.

– Если бы только обидно… Я была просто ошарашена. Мне казалось, что не только Бог отвернулся от нас, но и сама Англиканская церковь тоже. Никаких ответов на наши жгучие вопросы, никакого утешения – ничего. Мне хотелось, чтобы викарий примирил меня с Богом, показал мне Его любовь, примирил с Его гневом, который Он обрушил на целое поколение мужчин, а косвенно и на женщин, но викарий не сделал этого. Увидев такое, я совсем перестала ходить в церковь. По воскресеньям у меня почему-то всегда с утра болела голова. Моя мать постоянно жаловалась и ворчала, что я бесчувственная сестра и дочь. А вот отец меня понимал, хотя ни разу об этом не сказал… – После недолгого молчания Вайолет добавила: – Здесь я надеюсь снова посещать церковь. – Она оглядела высокие каменные стены, огромное пространство над головой. – Но собор меня подавляет, любой собор. И духовно, и физически. Я думала, что, если здесь останется хотя бы маленькая частичка меня, это мне как-то поможет. Небольшой личный вклад, он помог бы мне чувствовать себя, как и все, причастной. Что-то такое, чем и я могла бы пользоваться, и другие тоже. Кайма на подушечке для сиденья не совсем то же самое, что подушечка под колени.

Мисс Песел кивнула: