Вайолет так и не насытилась и, шагая по Хай-стрит, с вожделением посмотрела на вывеску паба и чайной, мимо которых проходила. Возле чайной на солнышке грелось какое-то семейство, они пили чай со сливками и вареньем, что-то ели, детишки бросались друг в друга крошками. Но Вайолет, не останавливаясь, пошла дальше. Нельзя постоянно себя баловать.
Ни один из здешних пейзажей в тех местах, где ей пришлось путешествовать в детстве с отцом и братьями, она так и не вспомнила. Не помнила и куда они пошли после Нетер-Уоллопа. Может быть, двинулись как раз по этой дороге. Знала она только одно, что останавливались в трактире Джона О’Гонта и, может быть, их обслуживал тот же трактирщик – тогда он был гораздо моложе. С отцом он был почтителен, братьев поддразнивал, а ей вообще не сказал ни слова.
Нетер-Уоллоп она помнила, и не только одно название. Вайолет прошла мимо стоящей на ручье мельницы, свернула за угол и увидела смутно знакомый ряд крытых соломой домишек, она узнала их именно по этим соломенным крышам которые, словно густые брови, хмуро нависали над окнами. Одни дома были выбелены мелом, кроме темных балок в стиле Тюдоров, другие были кирпичные. Выглядело довольно красиво, особенно с небольшим палисадничком перед домом с цветущими розами, георгинами и маргаритками.
По совершенно пустой улице Вайолет направилась прямо к пабу. Ее охватило странное чувство, она постепенно узнавала это место, но в то же самое время деревня казалась ей совсем незнакомой: характер, общая атмосфера те же, словно ничего не изменилось, но тем не менее все изменилось и постарело, включая и саму Вайолет. Джорджа и Лоренса больше нет, отца ее тоже нет. И самой Вайолет не одиннадцать лет, как тогда, а уже тридцать восемь. Она смотрела теперь на Нетер-Уоллоп другими глазами, которые за все это время многое успели повидать. Странное было чувство, пронзительное и печальное: Вайолет даже как будто недоумевала, зачем сюда пришла.
Но она прошагала четырнадцать миль и очень устала, а здесь был паб под названием «Пять колоколов», и он тоже казался знакомым и в то же время каким-то чужим. Она вошла внутрь, и ее встретил хозяин, он понравился ей гораздо больше, чем давешний, потому что был немногословен. Хозяин без лишних любопытных расспросов вручил ей ключ от комнаты, расположенной прямо над пабом. Вайолет поднялась на второй этаж, сбросила рюкзак, сняла ботинки и уже через минуту уснула.
Глава 10
Проснувшись, Вайолет увидела, что в комнате стало темнее, и поняла, что солнце больше не жарит прямо над головой, а нежно ласкает землю косыми лучами. Где-то неподалеку пять раз пробил колокол. От долгого пешего перехода одеревеневшие ноги ее болели. Она умылась и переоделась: вместо измятого льняного платья надела более легкое, веселенькой расцветки, сверху накинула бежевый вязаный жакет, а на ноги вместо тяжелых ботинок – туфли-лодочки на низком каблуке, которые после ботинок казались совсем невесомыми. Вайолет заранее продумала, что, закончив дневной переход, станет так переодеваться. Один костюм походный, другой как бы для выхода в свет.
Сразу отправиться в церковь, стены которой еще помнили Джорджа, Вайолет не решилась. Вместо этого она свернула в сторону и медленно пошла по узенькой улочке мимо деревенского магазина, почты, мясной лавки, кузницы, деревенской школы – все было закрыто – и дальше, вдоль деревенского луга к строениям, обозначенным на карте как Мидл-Уоллоп и Овер-Уоллоп. Названия эти всегда давали пищу для шуток, были объектом насмешек, но Вайолет они очень нравились.
Она добралась до группы домов, стоящих в стороне от дороги, палисадники здесь были просторные, совсем не то что те, которые она видела ранее. Заглядывая через высокие заборы, она любовалась цветущими в них штокрозами и сальвиями, живописными березками, липами и буками. В одном из садиков росла увешанная плодами груша. Вайолет восхищенно остановилась, глядя на нее, и вдруг увидела на скамейке рядом с входом в дом уже немолодую женщину. Та сидела с непокрытой головой, смежив веки и подставив лицо вечернему солнцу. На женщине было белое платье, седые длинные волосы ее – гораздо длинней, чем носили теперь, – падали ей на плечи. На коленях у нее лежал так и не открытый журнал. В целом ее поза напомнила Вайолет молящуюся в церкви паломницу, с той разницей, что сейчас женщина как бы обращала свои молитвы солнцу.