– Просто правило, и все, которому надо следовать, – пожал плечами Артур. – Благодаря такому приему – математическому алгоритму, если хотите, – мы проигрываем все возможные комбинации. И в конце концов возвращаемся к тому, с чего начали, к нисходящей гамме, или раундам.
Вайолет нахмурилась. Теперь ей казалось, что и Артур говорит по-немецки.
– Вы сами хоть слышите свои комбинации, когда звоните?
– Я слышу, потому что звоню уже сорок девять лет. Начинающие не слышат, но они учатся их различать.
Так, значит, ему шестьдесят лет. Вайолет пыталась не показать, что удивлена или… разочарована. Но все-таки… шестьдесят! На двадцать два года старше. Мужчина, способный ее привлечь, должен быть несколько ближе к ней по возрасту, а он к тому же еще и женат. Она помотала головой, чтобы отогнать эту мысль, которая была для нее как холодный душ. Впрочем, о чем это она, ведь они только добрые друзья, ничего более.
– А как насчет простых людей, для которых вы звоните?
Вопрос, похоже, озадачил Артура.
– Я имею в виду всех, кто слышит ваши колокола и в Нетер-Уоллопе, и в Уинчестере, – пояснила Вайолет. – Они же не понимают, что́ слышат. Не понимают этого, как вы сказали, алгоритма.
– Да, думаю, не понимают.
Вайолет сорвала стебелек повилики, растущей здесь вдоль дороги.
– Не звучит ли это несколько… ммм… беспардонно? Для всех, кто постоянно слышит этот назойливый звон, но не понимает, о чем звонят колокола?
Артур искоса бросил на нее быстрый взгляд.
– Вы что, хотите сказать, что мы звоним только для самих себя?
– Нет, я не это хотела сказать.
Но на самом деле она имела в виду именно это.
– Может быть, вы и правы… А вы что, предпочли бы, чтобы мы вызванивали какую-нибудь мелодию?
Последнее слово Артур выделил, правда не очень резко, и Вайолет сразу вспомнила слова трактирщика из паба Джона О’Гонта и вздрогнула. Ей не хотелось, чтобы ее ставили с ним на одну доску.
– Ну конечно нет, – торопливо ответила она. – Но ведь есть же сочетания звонов, которые легко распознать. Та же нисходящая гамма, например, это ведь не мелодия, но большинству людей она знакома. И когда колокола отбивают четверть часа, и перезвон перед тем, как вы отбиваете часы. «Ля-ля-ля-ля-а-а, ля-ля-ля-ля-а-а», – пропела она и сразу замолчала, смутившись оттого, что напоминает об этом звонарю с чуть ли не пятидесятилетним стажем.
Впрочем, эти звуки знакомы каждому – все равно что пропеть оперному певцу мелодию детской песенки «Mary Had a Little Lamb», а потом спросить, что это за песня такая.
– Я понимаю, это все очень странно, – признался Артур, – но ведь мы, англичане, вообще странный народ. Нам почему-то нравится вызванивать не мелодии, а какие-то математические последовательности. Однако, если к нашему перезвону прислушиваться внимательно – чего большинство людей не делают, – можно уловить некоторые интересные сочетания.
– Между прочим, я уловила. Когда вы утром звонили в первый раз, я ухватила отрывки некоторых повторов, но они все время менялись, и я за ними не поспевала.
– В сочетаниях колокольных звонов есть нечто загадочное, даже мистическое, в мелодии такого почти нет, мелодические сочетания слишком предсказуемы. Некоторая усложненность – дело неплохое. Мне кажется, люди чувствуют, что здесь есть некая форма, которая держит все вместе. Но вот должны ли они знать, что это за форма такая, чтобы получать от перезвона удовольствие, – это вопрос.
– Может быть, и не обязательно.
Перед ними был перелаз через ограду, проходящую вдоль дороги, и Артур легко преодолел его, а за ним и Вайолет. Они подошли к краю поля, засеянного клевером, над цветками которого гудели пчелы, и, окруженные пчелиным гудением, двинулись по узенькой дорожке.
– Как здесь чудесно! – заметила Вайолет. – Надеюсь, когда буду идти через Нью-Форест, погода не испортится.
Артур бросил на нее быстрый взгляд:
– А вы раньше там когда-нибудь были?
– Да, несколько раз, с отцом и братьями.
– Значит, должны знать, как там бывает безлюдно. Даже летом можно прошагать несколько часов и никого не встретить.
Вайолет утерла лоб – на солнце ей уже стало жарко.