Тонкий меч

Это крикнула Семилла. Я послушался и бросился бежать со всех ног, преследуемый тысячами неотступных посланниц. Я убегал от того, чего боялся больше всего на свете, от того, что давно преследовало меня в кошмарах.

Но я споткнулся и упал. Сжался в комок. Почувствовал, как мухи облепляют меня, садятся на ноги, на руки, рот и веки, как их крошечные язычки лижут мою кожу. И тут Господин Смерть настиг меня. Я увидел его посреди этой черной грозовой тучи, увидел, как он обеими руками сжал рукоятку меча.

— СОЛНЦЕ! — крикнул кто-то, а может быть, и все разом. — СОЛНЦЕ САДИТСЯ!

— Я успею! — взвыл Господин Смерть.

И с этими словами пронзил мечом мое сердце.

О, как я закричал! Никогда в жизни я не кричал так. Я обезумел от боли и словно издалека услышал такой же обезумевший вопль Семиллы. Господин Смерть прогнал посланниц и опустился на колени. В его глазах отражались самые разные чувства: ликование и удовлетворение, возбуждение и усталость, блаженство и грусть. Одной рукой он все еще сжимал меч, торчавший из моей раны, а другой гладил меня по щеке. Жужжание посланниц сделалось похоже на звук смычков — долгая тревожная нота, реквием по распростертому на полу участнику поединка.

— Теперь ты умрешь, Саша, — прошептал Господин Смерть.

— Нет, — с трудом прошептал я в ответ. — Я не могу умереть.

Он нахмурился.

— Что?

— Я не могу умереть, — повторил я.

Я сунул дрожащую руку в карман и вынул прихватку, на которой была размазана маленькая муха. Она сплющилась, ее внутренности блестели — но она оставалась живой. Безуспешно шевелила крыльями, молотила лапками. Пыталась оторваться от ткани, чтобы полететь на поиски своей головы, которая валялась где-то в мусорной куче среди объедков.

— В Царстве Смерти никто не может умереть, — сказал я. — Я понял это, когда увидел раздавленную муху.

Господин Смерть с ужасом посмотрел на посланницу, а потом перевел взгляд на меня. Вид у него был совсем растерянный. И хотя изо рта у меня, закипая, текла кровь, я смог выговорить:

— Я перехитрил тебя.

Пробуждение

Говорят, прежде чем фельдшер Брутус зашил мою рану, из меня успело вылиться два кувшина крови. Сам я ничего не помнил, потому что потерял сознание. Но из-за этой кровищи явно поднялась большая суматоха.

Я открыл глаза. Немного полежал, глядя на то, как отблески огня пляшут по расписному потолку парадного зала. Из камина доносилось слабое потрескивание. Я чувствовал страшную усталость, тело словно онемело. И, конечно, мне было больно. Сердце стучало и ныло, грудную клетку будто собрали из кусочков и сколотили гвоздями. Я приподнял голову. Оказалось, что я лежал уже не на полу, а на большом столе. Скатерть и посуду с него убрали. По стенам горело множество светильников. Семилла сидела рядом со мной на стуле. Она взяла меня за руку и прошептала:

— Привет.

— Привет, — отозвался я.

— Он проснулся! — провозгласил Банке и подошел, чтобы подложить мне подушку. Потом прибежали Трине, Принцесса и Хёдер. Трине чуть было не навалился на меня всем телом, желая обнять, но, к счастью, Семилла успела остановить его.

— Дорогой Трине, не забывай, что он ранен!

— Ой, прости, Саша! — спохватился Трине. — Это я от радости. Мы так ждали, когда же ты очнешься.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Хёдер.

— Как-то странно, — признался я.

— Брутус влил в тебя очень много своей тинктуры, — кивнула Семилла.

— От этих капель у тебя, поди, все как в тумане? — усмехнулся фельдшер. Он возник рядом со мной и потрогал мой лоб. — Но без них боль была бы еще сильнее.

Он напевал, осматривая шов у меня на груди. На полу стоял сундучок с разными инструментами и мотками суровых ниток. Рубаха Брутуса была вся в крови, но теперь он выглядел счастливым. Может, фельдшер уже сотни лет не чувствовал себя нужным?

— Я велел не пускать посланниц в дом, пока ты не поправишься, — сказал он. — А то еще отложат яйца тебе в рану, лечи потом. Нам ведь таких хлопот не нужно, верно?

— Верно, — согласился я и почувствовал, как мурашки бегут по телу при одной мысли о мухах.

— Но ту безголовую малютку мы прогнать не сможем, — сказала Принцесса. И, понизив голос, добавила: — С тех пор как ты потерял сознание, Господин Смерть не выпускает из рук прихватку. Он немного растерян, сам понимаешь.

И она многозначительно кивнула в сторону, где сидел Господин Смерть, а с ним рядом — Король Спарты, Капитан Копытач и Мать-Крылиха. Казалось, Господин Смерть как-то съежился, будто из него вынули позвоночник. Король что-то тихо рассказывал ему. Я не все расслышал, но, по-моему, Акастус пытался ему внушить, что важно уметь проигрывать и во всем находить светлую сторону. Не знаю, слушал ли его Господин Смерть. Он не сводил глаз с прихватки, которую держал в руках, и время от времени тяжело вздыхал.

Семилла погладила меня по щеке.

— Ты такой храбрый!

Я вспомнил, как мечтал о подвигах ради нее, как выкрикивал: «Храбро пролить кровь!» Но, сражаясь с Господином Смерть, я вовсе не чувствовал себя смелым. Не мог прямо и дерзко стоять под ударами его меча, отступал, вальсировал.

— Нет, — возразил я. — Мне было страшно.