Топографический кретин

Мощным напряжением воли Яков собрал в кучу разбегающиеся зрачки — и тут же подумал, что вот как раз этого делать не следовало: взгляд сфокусировался на бицепсе, украшенном поперечным шрамом такой длины, что у самого Якова он уместился бы разве что на бедре, да и то лишь по вертикали.

— Сгущается атмосфера, — вторично уведомил он членов своей делегации, на этот раз более решительным тоном, хотя и негромко. — Ку-ку, народ, мы в глазе шторма. То есть в глазу.

— В чужом глазу воду не пить, — сказал Славик.

— Пить пока хватит, — кивнул Яков. — Пора перекурить. Валим в холл, там курилка. Не забываем вещей.

Славик попытался напомнить, что не курит, но не сумел. Хорошо, что гостиница была рядышком, всё на той же центральной площади: дальше бы Яков коллегу не дотащил.

Площадь — вместе с гостиницей, бывшим горкомом и остальным Уссурийском — от китайской границы отделяло метров восемьсот, и все отели города в количестве от одного до трех были плотно заселены бизнесменами из-за ближнего рубежья. Которых до самых глубин их зарубежных душ поразил вид двух белолицых дев несказанной красоты, одной светлобровой, другой черноокой.

Девы то поочередно, а то и совместно перебегали между двумя соседними номерами на четвёртом этаже — и Яков, хотя и не до конца понимал тонкости биохимических процессов, происходящих в коммунистическо-конфуцианских глубинах китайского подсознания, всё же сумел безошибочно вычленить фактор, служивший этим процессам катализатором: из двери в дверь Аньки сигали в одних простынях.

Воздух, которого в душном коридоре и без того было не слишком много, заметно уплотнился, и на этот раз не надо было обладать дипломом по психоанализу или склонностями к физиогномике, достаточно было иметь хотя бы один не вырубленный алкоголем обонятельный рецептор. Тяжелый запах кисло-сладкого соуса сопровождал возбужденное придыхание двух десятков коренастых предпринимателей из Поднебесной, нерушимой гурьбой волочащихся за Грузинкой с Ногами наподобие тому, как антилопы следуют за вожаком.

Яков выпукло осознал всю меру своей ответственности за доверившихся ему друга и подруг, и ещё он понял, что справиться с этими пусть и некрупными, но пребывающими в недетской ажитации и к тому же очень многочисленными мужчинами будет ничуть не легче, чем с давешним мускулом со шрамом. Поэтому, действуя максимально оперативно, но не привлекая к себе внимания — ни дать ни взять сапёр на простреливаемом минном поле, похвалил он себя, — Яков с непонятно откуда взявшейся ловкостью отловил Анек и затащил их в один из номеров, а недвижимого Славика в начищенных с утра ботинках оставил пока на кровати другого.

Побочным эффектом блистательной операции стало приятное открытие: выяснилось, что часом раньше, в ходе эвакуации из ресторана, девушки проявили чудеса сноровки и стратегического мышления — прихватили с собой пару флаконов шампанского, початую бутылку водки, а также кило яблок, четыре груши и половину большого арбуза. Утаить такое богатство от распластавшегося за стеной товарища было бы непростительным свинством, а потому, строго наказав Анькам не высовывать из комнаты носа, не говоря уж о прочих конечностях, Яков запер их снаружи и вышел в коридор.

За дверью он наткнулся на группу разочарованно выдохнувших китайских предпринимателей и, не дожидаясь последствий, быстро скрылся в соседнем номере.

Славик приходить в себя не хотел — и, возможно, был прав: чего такого он в таком себе не видел? — но Якову философствовать было некогда, так что минут через пятнадцать он взял со стола большой графин с питьевой водой и направил из него струйку прямо на лицо коллеги. Славик замычал, завращал зрачками под сомкнутыми веками, взялся ловить воду губами, поймал, благодарно причмокнул, согнулся в три погибели, стащил с себя одну туфлю, сунул её под подушку, разогнулся, улыбнулся и безмятежно засопел.

И тогда Яков махнул рукой и вернулся к себе, не без удовлетворения констатировав по пути, что число участников несанкционированного китайского митинга в коридоре существенно сократилось.

Яства на столе обнаружились нетронутыми, шампанское допитым, водка сильно начатой, а две Аньки — лежащими на двуспальной кровати. Услышав щелчок дверного замка, они оторвались от поцелуев и сказали:

— Ну и чего ты там торчишь? — и подвинулись чуть-чуть, беленькая влево, чёрненькая вправо, и похлопали по образовавшемуся между ними пространству.

В эту ночь Ноги были непривычно горячи, но только в эту. И вскоре он всё-таки принял решение их ампутировать. Просто со скуки, а не потому что постельного безразличия не простил или, там, тупости. Потому что есть женщины, которым прощаешь практически всё — и глупость, и фригидность, и измены, размышлял Яков. А какие конкретно это женщины, зависит, наверное, от их мужчин. Они ведь все — ну, по крайней мере, гетеросексуальные — делятся, в общем, на две категории: одни без ума от объемных дамских бюстов, другие — от длинных стройных ног.