Тополь цветет: Повести и рассказы

Уже с утра пляж был завален бронзовыми телами — у студентов как раз шли экзамены, и многие сидели под натянутыми простынями с учебниками, у других начались отпуска, и куча детей визжала и плескалась на мелководье. Лидия Васильевна легла так, чтобы видеть выход из трубы. Безуглов появился наконец — с полотенцем через плечо, ярким, махровым, — она подозревала, что это его жена имеет вкус к хорошим вещам, потому что сам он оставался довольно безразличен к ним: Она улыбнулась сейчас, вспомнив, как он шел, увязая в песке, черноголовый, смуглый, в распахнутой белой нейлоновой рубашке, гордый и счастливый. Он показался ей именно счастливым — так ему никто не был нужен, кроме девочки в красном халатике, тоже расстегнутом, тоже каком-то детски-модерновом и кокетливом в том желто-голубом утре. Женщины, которую она так боялась и так хотела увидеть, рядом с ним не оказалось. Может, она и в самом деле настолько больна и слаба, что не ходила с ним к морю, как Лидия Васильевна поняла из разговоров.

Ей было больно видеть его гордым и счастливым, сейчас она опять горестным толчком ощутила это. И тогда, отвернувшись к воде и подтянув колени, уткнулась в книжку, подставив солнцу спину, овально очерченную низким вырезом купальника. Прикрывая пальцами лоб и глаза, она время от времени отыскивала сквозь них Безуглова — то на песке невдалеке от себя, то в море, — уверенный и безмятежный, он входил в воду с девочкой в красном купальничке (боги, на ней уже лифчичек!) и плыл так далеко, как выдерживала девочка. Потом они отдыхали, повернув мокрые лица и плечи солнцу, — мужчина с крепкой и стройной, тугой фигурой, такой уже родной ей, и девочка, в линиях спины, плеч и ног которой жило ужасно похожее на него — та же прямота и удлиненность, а в движениях рук и головы, в сивеньких волосах угадывалось что-то совсем чужое, возможно — присущее только девочке, но Лидия Васильевна уже не могла чистыми глазами смотреть на нее и, всякий раз взглядывая, ловила в себе нечто стыдное, нехорошее, сосущее. И вырастала неприязнь к той неведомой женщине и гасила сочувствие к ней.

Он, конечно, увидал ее. И не испугался, а удивился, подошел, и подозвал Ларису, и сказал, что это хорошая тетя, его знакомая, и девочка с сивенькими мокрыми волосами посмотрела на нее недоверчиво, поджала губешки и заявила, что ей надоела жара и мама ждет их завтракать.

Он не торопился, поговорил еще, лаская Лиду глазами, но все-таки ушел, а она, провалявшись до самого зноя и еще час в самый зной, уехала разваренная, усталая, недовольная собой.

Позже они встречались на пляже вроде бы случайно, загорали, сговариваясь и уходя в дальний угол. Но никогда не могли они любить друг друга, как любили бы, будь мужем и женой, не забавлялись в воде, как делали другие — возможно, не муж и жена, но Лидия Васильевна не могла подавить в себе чувство, что счастье ее неполно, не до конца исчерпано, и утешалась мыслью, что иначе интерес друг к другу быстро исчез бы.

Однако на юге нынче в том усомнилась.

Засунув руки в карманы кожаного пальто, подняв воротник, упрямо стояла она на ветру, глядя в гудящее море.

Кто-то еще бродил по пляжу, вернее, шел по самому краю по направлению к ней, большой и черный в падавших сумерках.

Когда песок заскрипел за ее спиной, она обернулась. Мужчина пристально смотрел на нее и, уже уходя, поклонился. Вероятно, от неловкости. Поклонилась и она и поняла, что знает его. Он хотел идти, но шагнул обратно, улыбаясь широко, располагающе, будто страсть как обрадован.

Лет пятнадцать назад случилось им провести дня два в одной компании, а потом встречались на улице, в театре, на конференциях и активах, и только раскланивались, порой неясно отдавая отчет, кто промелькнул.

— Неплохо тут, а? — заговорил он, кивая на море. — У Академгородка суетно очень. Мы с женой и дочкой частенько приезжаем сюда, бросим машину в Дачном поселке, а сами на берег, костерок разводить. У меня в яхтклубе приятели, балуюсь их посудиной, — включишь моторчик, на весла сядешь да так славно поработаешь мышцами — назавтра бегаешь как подметенный. Все выдерживаешь: и лекции, и наскоки прекрасных дам — у меня их, знаете, сколько на факультете? Только тут и спасаюсь.

Лидия Васильевна давно вспомнила, что Радий Иванович Азаров — теперь декан факультета иностранных языков. Во времена их знакомства он работал старшим преподавателем английского языка, и вкруг его имени клубились восторги и надежды коллег.

Пока он говорил, как любит ездить на косу, выносящую далеко в водный простор и безлюдье, она смотрела на него, сравнивала теперешнего с тогдашним и думала, что все в жизни взаимосвязано, и как это странно, что события, годами нетронутые памятью, неожиданно распаковавшись, уже не отступают, а обрастают новыми вехами и даже имеют продолжение — видно, любит жизнь законченность и гармонию…

Раздался Азаров, потускнел, но и что-то внушительное прибавилось в нем — что дает положение и, может быть, удовлетворение жизнью.