Тополь цветет: Повести и рассказы

Данила внес на руках Иришку. Серое лицо, остановившиеся глаза, не то беззвучные рыдания, не то нервическое подергивание в груди — Лида отступила и впервые подчинилась распорядительности Данилы: кипятила шприцы, делала уколы, массировала ноги подружке, обкладывала грелками. Большими разлапистыми руками Данила гладил Иришку по голове, похлопывал по руке, сам растирал ей ноги — может быть, принимал за ребенка — ведь он признавал только таких пациентов.

— Понимаешь, — рассказывал он Лиде на кухне, — вошел в подъезд, бегу и вижу: забился кто-то в угол на втором этаже. Услыхал шаги — поднялся, держится за батарею. Девчонка! И вроде знакомая. Повернул за плечо — серая, а лицо сморщила, точно я ударю ее, — только по капорчику и угадал. «Иришка, говорю, миленыш, ты что?» Она как глянет, как вскрикнет — и оползла прямо в руках. И головой об лестницу — бах, бах. Ну, схватил я ее и сюда. Вот, сволочь, это ее самурай до того довел. У нее же спазм сосудов головного мозга.

Данила был прав. Собираясь в командировку, Олег извел Иришку предварительными, на всякий случай, подозрениями, угрозами, истерикой, напился и с руганью выкатился из дома. Она выбежала за ним, уговаривала, цеплялась. Он сбросил ее, как собачонку, ударил и ушел. Тогда она кинулась к Лиде. Вбежав в подъезд, на первой же площадке остановилась — внизу тускло горела лампочка, почти не достигая площадки, и никто не видел, как ей горько и плохо. Она опустилась на корточки в углу — все было ей сейчас безразлично, подниматься еще шесть этажей не могла, лифт уже не работал. Она глухо подвывала, чувствуя сдавившую боль в груди, пол под ней ходил ходуном, в ушах шумело — хотелось исчезнуть, не существовать больше, и она как-то странно надеялась, что, может быть, сейчас вот умрет… И тут хлопнула дверь, раздались шаги.

— Больше ты туда не пойдешь, — говорила Лида, — как ты можешь терпеть такое? Не пущу я тебя. На что он нужен, гад такой? Детей нет, специальность в руках. Да меня бы и дети не остановили! Это ведь не прежнее время. Ты ведь из последних сил живешь с ним, я же вижу! — так и кипела она.

— Он сам несчастный человек. Раз терплю, значит, еще под силу, — тихо говорила Иришка, отводя глаза. — Вы не думайте, что из слабости. Когда пойму, что это мне не надо… И если уж решусь… А я, возможно, решусь… Но я должна понять… И проверить… Не так все просто…

И ушла домой, как ни уговаривали. Она упрямо твердила, что Олег может позвонить и с ума сойдет, если жены не будет дома. Данила проводил Иришку.

И теперь Лида не могла без смешанного чувства нежности и негодования смотреть на нее. Она принесла сигареты и затянулась по давней привычке, приобретенной в анатомичках.

— Что ты делаешь завтра? — спросила Иришка.

— До двух, как всегда, операции.

— А послезавтра воскресенье. Значит, едем! На охоту едем.

— Куда-а?

— На уток, на Обское море. Наши мужчины приглашают. Мне одной неудобно, а институтских дам они не хотят брать.

— Кто это «они»? — пристально поглядела на нее Лида. И увязав кое-что из последних разговоров, спросила: — Радий Иванович? Азаров?

— Лидушка! Если ты не поедешь… ну, ты ведь не захочешь, чтобы я была совсем уж несчастная?

Лида услыхала, как повернулся ключ в двери за спиной. Целый год ей было безразлично, дома Данила Грошев или нет, она равнодушно слушала, как топчется он на кухне, пьет чай. Сегодня невольно напряглась и пропустила, что говорила Иришка о Радии Ивановиче — какие-то смущенные оправдательные слова. Но головы не повернула.

— Что такое Радий Иванович? — спросил сзади Данила, раскинув над Лидой руки, словно распирая тесный ему дверной проем, и незаметно налег грудью на ее плечо.

Лида отстранилась, прошла вперед, продолжая нести ощущение его прикосновения, сбивающее с мысли, раздражающее.

— Преподаватель английского языка у них на кафедре, — громче обыкновенного произнесла она, заглушая в себе что-то. — Когда Иришу взяли на кафедру, он работал в Индии, легенды ходили, какой он самый-самый. И вдруг все оказалось правдой: и красивый, и умный, и сразу стал читать на старших курсах… овеянный индийской романтикой… Чего он читает-то, Ириш? А, теоретическую грамматику и стилистику! А с Иришей нашей без конца болтает по-английски, потому что преподаватели обязаны владеть разговорной речью, а их учительши стесняются, одна она у нас такая смелая.

— Просто они думают, что он провоцирует их, и боятся, — вставила Иришка, — а ведь когда на девичники собираются да выпьют, только по-английски и говорят…

— Ну ладно, а почему он «Радий»? — Даниле было весело от прикосновения к Лиде, оттого, что видит ее.

— У тебя не хватает фантазии. Тебя вот назвали Данилой потому, что у вас полдеревни Данилы, а не потому, что родителев разбирало томленье по древнерусским именам.

— У него родители химики, — сказала Иришка и усмехнулась. — У него и жена химик. На заводе в лаборатории работает.

— А-а, жена химик, так сказать, династия, — протянул Данила, — ну, там вам, девочки, делать нечего, вы им не компания.