Тополя нашей юности

Тетка Акулина приехала к нам в гости как раз в тот год, когда разбился самолет «Максим Горький» и на постройку такого же нового в нашей четырехклассной школе, которая размещалась в хате кривого Амельки, собирали по десять копеек. Тетку с ее довольно пожилым, с черным лицом, мужем привез на рессорной коляске местечковый извозчик Беня Фунт, и вся наша деревня замерла от удивления. Акулинин муж носил черный шерстяной костюм, на ногах блестящие, с длинными носами туфли, а на голове еще не виданную в нашей местности шляпу цвета вороньего крыла. О тетке и говорить нечего. Она вся шелестела шелками, и от нее так пахло, будто в своем кулаке она зажала все запахи окружающего поля и леса.

Беня Фунт жаловался односельчанам, что извоз скоро бросит, так как прижимают налогами, а Акулинин муж, щелкая серебряным портсигаром, угощал его городскими папиросами.

Тетку Акулину принимали как царицу. Она приехала после троицы, когда старая картошка кончилась, а новая еще не выросла. Мы сами кормились в это время зелеными перьями лука и щавелем, но ради тетки были сняты с чердака небольшой копченый окорок и мешочек с желтым, густо просоленным салом — последнее богатство, которое береглось на пору сенокоса и страды. Съехалась вся окрестная родня, и тоже не с пустыми руками.

Три дня гудело веселыми голосами и песнями наше подворье. А потом были еще приглашения, угощения у других — дальних и близких — свояков. Никто не хотел перед городской теткой ударить лицом в грязь.

Уезжая, тетка всех приглашала к себе в гости. Беня Фунт, которого ради этого случая специально вызвали из местечка, чуть руки не оторвал, грузя в тарантас чемоданы и корзины с яйцами, маслом, сушеными грибами.

Тетка Акулина потом еще два раза — с дядькой и без него — приезжала в деревню. Ее хорошо принимали, угощали, хотя и не так пышно, как в первый раз.

Наконец настала и наша очередь ехать в Чернигов. Конечно, не просто в гости. Мы стали жить так, что было не до гостей. Братья и сестры подрастали, ходили в школу, с каждым годом требуя все больше харчей, одежды, обуви. С питанием было проще. Картошка в хате все-таки не переводилась. Она неплохо родилась на лесных сероземах, выручая не только нашу семью. Но бывали и такие месяцы, что, кроме картошки и огурцов, мы больше ничего не видели. Как я завидовал тем из своих друзей, чьи отцы иногда приносили из магазина, из Алексеевичей, по килограмму серебристой камсы или порыжевших, залежавшихся селедок! Мой отец редко доставал такие лакомства, сберегая копейку на более серьезные вещи. Да и трудно было накормить килограммом селедок нашу большую семью. Иной раз я просто ненавидел своих младших братьев и сестер за то, что их так много и они много едят.

У нашего соседа Ничипора Кулиды, который, как и мой отец, работал в местечке, детей было двое — сын Кирилл и дочь Надя, и поэтому их семья жила гораздо лучше, чем наша. Кирилл приносил в школу то воблу, то моченое яблоко, то кусок хлеба, намазанный самым настоящим маслом, а я не всегда имел даже ржаную краюху в своей полотняной, покрашенной в черный цвет сумке. Не возьмешь же в школу вареную картошку!..

Лучше или горше, но мы жили. Коноплю, рожь на своем приусадебном участке мы перестали сеять вообще, занимая всю площадь картошкой и загончиками ячменя и проса. Свояк Атрахим работал лесником, и это приносило нашей семье определенную выгоду. Благодаря Атрахиму довольно большую делянку в лесу — верстах в восьми от деревни — мы тайком от других тоже засаживали картофелем.

Одним словом, жизнь вошла в такую колею, что кросна в нашей хате постепенно совсем извелись. Но я еще помню, как мать сновала их на двенадцать губок, обматывая нитками все стены, стуча набилками и бердами всю зиму.

Я любил то время, когда мать отбеливала полотна. Их расстилали на росистом лугу или на отаве, и по длинной полотняной дорожке можно было бегать во всю прыть, не боясь проколоть на стерне ноги.

Из этого полотна осенью и зимой мать шила нам рубахи и штаны.

Но лен на трудодни не давали, и полотна не стало. Надо было все покупать в лавке. Вот почему в таком заманчивом виде предстал перед нашей семьей образ тетки Акулины, которая по-прежнему жила в Чернигове, хотя к нам уже давненько не приезжала. В школу ходили два хлопца и две девочки, и им нужны были ботинки, штаны, платья. Для этого отец и копил деньги. На сельские магазины, в которых иногда продавали миткаль и молескин, рассчитывать не приходилось: там в такие дни стояли огромнейшие очереди.

Почти целый год шло обсуждение поездки к тетке Акулине. Мать собрала немного масла, насыпала в мешочек сушеных грибов, ягод, тыквенных семечек. Это были бесплатные дары для тетки, а на покупку одежды мы хотели занять у нее денег. Денег, несмотря на отцовскую бережливость, у нас было очень мало. Половину из них нужно было отдать за билеты, так как отец решил взять в Чернигов и меня.

Задача состояла в том, чтобы одолжить сотен шесть у тетки Акулины и купить ткань, одежду и ботинки.