Читаем Топологии Миров Крапивина полностью

А ещё современные мальчишки умеют превращаться в самолёты («Самолёт по имени Серёжка»), менять масштабы мира, как это делал Ромка Смородкин (там же), позвать на помощь Всадников («Всадники на станции Роса») или отправиться в странствия с Чёрными Конями («Тень Каравеллы»). Или, как Ермилка, становиться невидимками, скрываясь от злобы взрослых-вояк («Взрыв Генерального Штаба»), или, как Лён и Зорито, усилием воли вытереть записанные в военный компьютер секретные данные, способные породить ещё более страшные войны, чем нынешние (там же). Или попросту уничтожить силой дружбы тревоги и страх целого запредельного Города-Крепости (сон из «Флаг-Капитанов»).

Или пройтись пешком по облакам, по Безлюдным Пространствам… Но это, кажется, уже не сказка, а реальность Запредельных Миров…


Так что же — запретить детям творить все эти чудеса? Бесполезно! «Это всё равно что стараться запретить поэту стихи сочинять. Как он это сможет, если он даже думает стихами»…

Так может — просто НЕ МЕШАТЬ ИМ творить Добро? Раз уж помочь им мы не в состоянии…

Глава 6

Командорские мотивы

(Командоры, Учителя, Мастера, Творение)

В предыдущей главе, как вы уже заметили, говоря о чудесах, которые могут творить современные ребята, мы не упомянули о странствиях Филиппа Кукушкина и прочих Пограничниках, бродящих по соседним Граням Кристалла как по соседним улочкам знакомого городка. Это не случайно. Во-первых, я не считаю Хождение по Граням магией — это скорее полёт души, естественное состояние будущего человечества, а не чудо. Естественное, как вдох. Помните?

«Серёжка кивнул:

— У меня это знаешь как сложилось в голове? Ну, такое понятие… Одномерное пространство — это точка, это как бы человек внутри себя, и вот он бросает взгляд на другую точку. Получается линия… А потом человек оглядывается — и возникает ширина плоскости, двумерность. А трёхмерное пространство — это как взмах во все стороны! Когда открывается простор: и вокруг, и в небе, везде! — Серёжка широко раскинул руки. И я сразу вспомнил, как он превращался в самолёт.

— А четвёртое?.. Четырёхмерное? — спросил я шёпотом.

— Это… будто вздох… — Серёжка и правда глубоко вздохнул, медленно опуская руки. — Когда вбираешь в себя всё… всё, что близко и далеко, и вообще… всё, что можешь представить…»

(«Самолёт по имени Серёжка»)

Вот таких вот ребятишек, способных ощутить многомерность, способных двигать предметы взглядом или читать мысли на расстоянии (и т. д.) и решили спасать Командоры. Помните, с чего всё начиналось? Правильно, с «Выстрела с монитора»:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное