Читаем Топологии Миров Крапивина полностью

Если гвардейцы убьют барабанщика, знающего сигнал, на чью душу ляжет грех убийства? Формально — на Канцлера, так как именно он отдал этот приказ. А если по ходу исполнения приказа гвардейцы убьют кого-то ещё? А вот тогда грех уже ляжет на их собственные души. А тут как раз Володька подвернулся, вмешался в события. Не даёт убить барабанщика. И убить нахала нельзя — проблема греха. В некоторых типах общества страх греха сильнее желания выполнить приказ поскорее.

И тогда… Тогда гвардейцы, сыграв на психологии юного героя, начинают перед ним «валять ваньку». Двое, притворившись напуганными, убегают от Володьки, увлекая его азартом погони, а третий в это же время, не торопясь, добивает оставленного без присмотра барабанщика, после чего все трое скрываются за мостом. Вот и выходит, что вместо трусливых бездельников мы имеем дело с тремя мощными психотехниками, безошибочно сыгравшими на самых потаённых нюансах детской психики и обманувшими Володьку ТАК, что этого не заметил ни он («Тоже мне, вояки, да у нас во дворе любой мальчишка дерётся лучше их»), ни читатель, ни автор… Кстати, то, что у гвардейцев не было и в мыслях убивать Володьку, красноречиво показывает и ещё один момент: командир патруля, «нападая» на Володьку, бьёт его своей рапирой сверху вниз, рубящим ударом. Кто хоть раз держал рапиру в руке, знает, что это колющее оружие, боковые грани его не заострены. Так что максимум, что угрожало Володьке, не поймай он клинок в скрещённые барабанные палочки, — это синяк на плече. Жест был явно рассчитан на то, чтобы испугать мальчишку, а не уничтожить его. А когда страх не подействовал — началась игра в догонялочки.

Есть и другая загадка — Волшебный Сигнал барабанов, магия этого мира. Вспомним: пока звучит сигнал, рассыпается любое зло. Всё. Добро же — воскрешается. Ведь ожил же убитый гвардейцами за день до того барабанщик!

Кто же погибает, пока звучит сигнал? Министр-диктатор, Капитан гвардейцев и… Володька, сыгравший сигнал! Забавный набор, не правда ли? Ну, почему погиб министр, пояснять не надо: он виновен во многих злодеяниях и кровавых преступлениях. Капитан гвардейцев — солдафон, выслуживающийся перед правителем, человек, стрелявший в детей. И пусть благодарит за лёгкую смерть, а не ссылку на Дорогу в бесконечность, как это случилось с уланом Дуго Лобманом из Реттерберга, очень похожим на него по характеру.

А почему же погибает Володька? Почему он не воскрес, не излечился подобно погибшему барабанщику? Вывод напрашивается только один: его сигнал принёс зло! Город, отупевший под властью Диктатора. Город, не желающий думать. Город, которому УДОБНО не думать. Вспомним Евгения Шварца, «Дракон». Убёшь Дракона — придёт новый Дракон, и так будет до тех пор, пока люди не убьют Дракона в себе.

Здесь же городане НЕ ХОТЯТ «убивать Дракона». Им ТАК — спокойнее! И тут приходит юный герой, убивает Диктатора и тем уже говорит горожанам: теперь ВЫ СВОБОДНЫ! Думайте сами… А если они НЕ ХОТЯТ думать? Ведь выполнять приказ всегда проще, чем принимать решения самому. Мне жаль этих горожан: они ещё не созрели для свободы.

Что ждёт их впереди? Что они натворят ещё? Изгонят из города освободителей-барабанщиков? Устроят массовые погромы? Усадят на трон нового негодяя? Сколько раз это уже случалось и в других, отнюдь не сказочных мирах, сколько раз подобные вещи уже случались на уровне более маленьком, нежели государственный…

Так что правильно погибла вся тройка. Магия не ошибается. И не ясно ещё, кто совершил большее зло: Диктатор, отучивший Город думать, создавший СУЩЕСТВ типа Капитана гвардейцев, или Володька, давший свободу бездумной толпе — большинству горожан. Взаимосвязанное, но несоизмеримое по последствиям зло.

Не торопитесь нести свет свободы извне, в чужие государства и иные пространства. Любое освобождение должно быть логичным следствием желания освободиться внутри самого государства (в данном случае Города). И когда необходимость в свободе назреет, освобождение неизбежно. Будете ли именно вы в нём участвовать — это уже другой вопрос. Если же вы, чужие для сопределья люди, начнете вмешательство, то сколь бы ни были благородны ваши порывы, ничего вы к лучшему не измените. Ну почти всегда. А вот к худшему — сколько угодно!..

К подобной мысли приходит и Ярослав Игоревич Родин, скадермен-разведчик из трилогии «Голубятня на жёлтой поляне». И, чтобы помочь своим юным друзьям с далёкой (по граням Кристалла, разумеется) Планеты, он навсегда становится её жителем. Теперь это не выглядит как «вооружённое вторжение на планету с неизвестными формами жизни», но…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное