Топологии Миров Крапивина

Вообще-то сперва я хотел слова эпиграфа сделать заголовком всей главы, но… Внимательно присмотревшись к происходящему, к проблеме, увидел вдруг, что почти за каждой из этих смертей — отголосок Великого Служения. Реализованного или нет — это уже решать вам, читатели… Мы же просто постараемся рассмотреть всю проблему максимально подробнее и внимательнее. И — непредвзятее…

А ещё — хочется сказать большое спасибо легендарным Братьям Скициным (не путайте со Скицыными у Крапивина!) за статью их «КАК УМИРАЮТ ЁЖИКИ, или Смерть как животворящее начало в идеологии некроромантизма». Нет, это не значит, что я согласен с мнением вышеупомянутых братьёв хотя бы в одном пункте (наше с Севкой Глущенко мнение об этой статье можно прочесть в нашей статье-ответе «Некрокретинизм, или кое-что о термоядерных психоделических ёжиках»), но зато в своём «Некроромантизме» Скицины составили (для нас, наверное) полный (по их мнению!) список персонажей, умерших в книгах Владислава Петровича, что сильно помогло нам в работе над этой главой. Правда, в их «полном» списке нет и половины погибших у ВПК, но всё-таки облегчение в работе — существенное. Так что — СПАСИБО, СКИЦИНЫ!!! Только не пишите больше такое, ладно?..

А теперь — погрузимся в самые дебри нового материала… Я. и В. Скицины как-то сказали в своём «Некроромантизме» примерно следующее:

«Тему смерти ВПК нащупал не сразу. Первый погибший персонаж — мальчик Яшка из «Той стороны, где ветер» — гибнет трагически и бесповоротно. Однако уже и в этой повести проскальзывает момент воскресения (именем Яшки хотят назвать лодку, правда, в конце концов называют именем его мечты «Африка»; кстати, в дальнейшем смерть часто выступает связующим звеном между жизнью персонажа и реализацией его мечты). Причём тут же является намёк на тему смерти МНОГОКРАТНОЙ — лодка «Африка» сгорает.

<… >

«Только бы не насмерть»… — успел подумать Яшка…»[10] Но Яшка гибнет. Зато это желание сбывается у многих других героев ВПК.

Достаточно вспомнить Игнатика Яра и Гельку Травушкина («Голубятня на жёлтой поляне»), Рому Смородкина и Серёжку Сидорова («Самолёт по имени Серёжка», но к ним мы ещё вернемся), Валерку и Василька («Ночь большого прилива»), Ёжики («Застава на Якорном поле»), гнома Гошу («Возвращение клипера «Кречет»), и многих, многих мальчишек из глубин Великого Кристалла. Часто, правда, эта смерть символическая (как у Гальки из «Выстрела с монитора») — но зато многократная. Тот же Галиен Тукк переживает гражданскую казнь и изгнание, ожидание выстрела из пушки, в которой сидит, а затем расстрела… Так же псевдосмерть переживает Севка Глущенко — в дуэли с Иваном Константиновичем («Сказки Севки Глущенко»). А вот Стасик Скицын, похороненный заживо при участии шпаны, переходит грань между символической и реальной смертью, причём встречается с характерным персонажем (назовём его «проводником отсюда»[11]) — отчимом.»

Ну что же, подобные «перлы» стоит разбирать примерно в том же порядке, в котором они и поступают. Впрочем, идею «психопомп» мы проигнорируем: во-первых, В. Крапивин — это не С.Кинг, а во-вторых, и сама эта идея притянута Скициными за уши… А вот гибель Яшки Воробьёва рассмотрим повнимательнее.

Слегка мы уже зацепили эту тему во второй главе, рассматривая взаимосвязи книг Владислава Петровича, но теперь стоит уделить этому побольше внимания.

Итак, Яшка Воробьёв (дилогия «Та сторона, где ветер»). Обыкновенный мальчишка из обыкновенного провинциального городка.

Вмеру «невоспитанный», вмеру безалаберный и вмеру задиристый. Но вместе с тем — он умеет Мечтать. И от Мечты его становится радостнее на душе. Мечта-сказка — Поезд в Африку, готовый повезти туда всех желающих в жёлтых и оранжевых вагончиках с чёрными силуэтами верблюдов и львов, жирафов и попугаев…

И даже отношение к погоде романтично: