Читаем Топологии Миров Крапивина полностью

Исходный материал неизвестен — по общепринятой версии это осколок звёздного вещества, (Звёздная Жемчужина, такая же, как та, что зажглась звездой после выстрела из лука в зенит в «Вечном жемчуге». -М.), по версии Юкки — одна из потерявшихся бусин Вьюшки.

Юкки:

«… не верьте вы, что мадам Валентина вырастила кристалл из какой-то звездной жемчужины. Девчонки играли, сестра Лотика, Вьюшка, порвала бусы, а мадам Валентина одну бусинку потом подобрала. Hу и вот…»

(«Лоцман», эпилог).

А бусинка имеет форму тора! Так не оттого ли у Яшки все хитрости мироздания доступны, что в прооснове был тор — маленькая модель Кристалла?!

· Жёлтые «понятливые» кузнечики производства Леся Hосова («Дырчатая Луна») — Кузя и Велька. По габаритам, правда разброс великоват, но что поделаешь — неотработанный процесс.

· «Дети Шумса».

IV.

· Чиба («Лоцман»).

· Джинн Кукунда («Портфель капитана Румба»).

· Пим-Копытыч («Серебристое дерево…»).

=====

Hеразобранные мысли по поводу и без повода.

Ко второй главе («Топологий» — K.G.):

А не сынишка ли Ихтилены появляется в «Лоцмане» — месяц, живущий за скалами и вылезающий по праздникам??

Пим-Копытыч = чука??

Кукунда = «проснувшаяся капля» («Серебристое дерево…»)??»

* * *

На этом комментарии Гришина и завершаются. Что к ним можно добавить? Возразить, что коза из «Белого щенка…» признаков разума не проявила? А кто её знает… Сказать, что Кукунда скорее сродни Критта-Холо, чем Капу? А кто его знает, лично я с Кукундой не разговаривал, и спросить его об этом не мог… А хотелось бы спросить? Ну конечно же! А где, где его можно увидеть? И его, и остальных… Пожалуй, есть лишь одно место во Вселенной, где можно встретить многих наших знакомцев. Это — Школа Пограничников, расположенная на одной из сопредельных Граней. Может, заглянем в неё?

<p>Глава 10</p></span><span></span><span><p>Парадоксы и неразрешённые (пока ещё) вопросы</p></span><span></span><span><p>или</p></span><span></span><span><p>Хроника одного учебного дня в Школе Пограничников</p></span><span>

На доске объявлений ветер трепал два пожелтевших от времени листка, отпечатанных на машинке. Буквы почти выцвели, но если присмотреться, то на первом из них можно было ещё разобрать:

«Интересно, стал ли Серёжка («В ночь Большого Прилива») Хранителем. Он ведь не только Василька спас, но и весь Город от Канцлера освободил (между прочим — г. Лехтенстаарн!)?..»

Второй листок всё ещё пытался докричаться до фанатов фантастики:

«К фэнам: Чем искать Южную-Пищевую-Окружную в Свердловске, лучше бы всерьёз занялись проблемой жития Хранителей или исследовали бы языки народов, описанных у ВПК. Вот где есть разгуляться. Я уж не говорю о топологии Кристалла и взаимопроникновении граней, о Лестнице Демиургов. Кстати, вопрос на засыпку языковедам: латынь, кириллица, тэнгвар, ангертас, скандинавские руны, иероглифы, клинопись… А кто ответит мне, что это за «линейная запись»? Надеюсь, не морзянка? И не штрих-код?.. Так всё-таки…

Из разговора на одном конгрессе (или фестивале?..)»

Рядом с этими листками — новый, распечатаный на принтере:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное