Читаем Топологии Миров Крапивина полностью

Исходный материал неизвестен — по общепринятой версии это осколок звёздного вещества, (Звёздная Жемчужина, такая же, как та, что зажглась звездой после выстрела из лука в зенит в «Вечном жемчуге». -М.), по версии Юкки — одна из потерявшихся бусин Вьюшки.

Юкки:

«… не верьте вы, что мадам Валентина вырастила кристалл из какой-то звездной жемчужины. Девчонки играли, сестра Лотика, Вьюшка, порвала бусы, а мадам Валентина одну бусинку потом подобрала. Hу и вот…»

(«Лоцман», эпилог).

А бусинка имеет форму тора! Так не оттого ли у Яшки все хитрости мироздания доступны, что в прооснове был тор — маленькая модель Кристалла?!

· Жёлтые «понятливые» кузнечики производства Леся Hосова («Дырчатая Луна») — Кузя и Велька. По габаритам, правда разброс великоват, но что поделаешь — неотработанный процесс.

· «Дети Шумса».

IV.

· Чиба («Лоцман»).

· Джинн Кукунда («Портфель капитана Румба»).

· Пим-Копытыч («Серебристое дерево…»).

=====

Hеразобранные мысли по поводу и без повода.

Ко второй главе («Топологий» — K.G.):

А не сынишка ли Ихтилены появляется в «Лоцмане» — месяц, живущий за скалами и вылезающий по праздникам??

Пим-Копытыч = чука??

Кукунда = «проснувшаяся капля» («Серебристое дерево…»)??»

* * *

На этом комментарии Гришина и завершаются. Что к ним можно добавить? Возразить, что коза из «Белого щенка…» признаков разума не проявила? А кто её знает… Сказать, что Кукунда скорее сродни Критта-Холо, чем Капу? А кто его знает, лично я с Кукундой не разговаривал, и спросить его об этом не мог… А хотелось бы спросить? Ну конечно же! А где, где его можно увидеть? И его, и остальных… Пожалуй, есть лишь одно место во Вселенной, где можно встретить многих наших знакомцев. Это — Школа Пограничников, расположенная на одной из сопредельных Граней. Может, заглянем в неё?

Глава 10

Парадоксы и неразрешённые (пока ещё) вопросы

или

Хроника одного учебного дня в Школе Пограничников

На доске объявлений ветер трепал два пожелтевших от времени листка, отпечатанных на машинке. Буквы почти выцвели, но если присмотреться, то на первом из них можно было ещё разобрать:

«Интересно, стал ли Серёжка («В ночь Большого Прилива») Хранителем. Он ведь не только Василька спас, но и весь Город от Канцлера освободил (между прочим — г. Лехтенстаарн!)?..»

Второй листок всё ещё пытался докричаться до фанатов фантастики:

«К фэнам: Чем искать Южную-Пищевую-Окружную в Свердловске, лучше бы всерьёз занялись проблемой жития Хранителей или исследовали бы языки народов, описанных у ВПК. Вот где есть разгуляться. Я уж не говорю о топологии Кристалла и взаимопроникновении граней, о Лестнице Демиургов. Кстати, вопрос на засыпку языковедам: латынь, кириллица, тэнгвар, ангертас, скандинавские руны, иероглифы, клинопись… А кто ответит мне, что это за «линейная запись»? Надеюсь, не морзянка? И не штрих-код?.. Так всё-таки…

Из разговора на одном конгрессе (или фестивале?..)»

Рядом с этими листками — новый, распечатаный на принтере:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное