Я подумал, что мертвецу терять нечего, и ответил:
– Нет.
– Он созрел для Хеди! – заметил один из людей Таунтона, встал и вышел за дверь.
– Кортни, – сказал Таунтон, – ты ведь изучал доисторический период. Должен знать, кто такой Жиль де Рэ[21]
.Я знал – и при одном упоминании этого имени ощутил, как стальной обруч сжимает мне виски.
– Века и тысячелетия доисторического периода, – продолжал Таунтон, – все вместе породили не более пяти миллиардов человек. И все эти века и тысячелетия породили лишь одного Жиля де Рэ, также известного как Синяя Борода. А в наше время таких людей немало. Мы нашли нескольких – и для выполнения особых заданий из всех кандидатур я выбрал Хеди. Сейчас ты поймешь почему.
Дверь отворилась, и на пороге возникла тощая бледная девица с безжизненными белесыми волосами. Ее тонкие бескровные губы были растянуты в безумной ухмылке. В руке она держала шестидюймовую иглу, вделанную в пластмассовую рукоять.
Я взглянул ей в глаза – и закричал. Кричал и не мог остановиться, даже когда ее увели и закрыли дверь. Воля моя была сломлена.
– Таунтон! – прошептал я наконец. – Умоляю…
Он поудобнее откинулся на стуле и повторил:
– Выкладывай.
Я попытался, но ничего не смог из себя выдавить. Голос отказался мне служить, память тоже. Я даже не помнил, как называется моя фирма: «Фаулер Шокен» или «Шокен Фаулер».
Наконец Таунтон поднялся и сказал:
– Ладно, Кортни. Вижу, тебе надо дать отдышаться и собраться с мыслями. Да и мне после такого не помешает выпить. – Он невольно вздрогнул, но тут же снова расплылся в улыбке: – Утро вечера мудренее, Кортни!
Двое его людей погрузили меня на тележку, выкатили из переговорной и, провезя по коридору, сгрузили на пол в пустой каморке с очень прочной дверью. Как видно, здесь, на вершине небоскреба Таунтон-билдинг, мне предстояло провести ночь. Кабинеты, мимо которых мы проезжали, были пусты и тихи; в дальнем конце коридора зевал за столом одинокий охранник.
– Может, снимете с меня этот кокон? – дрожащим голосом попросил я. – Представляете, во что он на мне превратится за ночь?
– Не приказано, – отрезал один из них.
Звучно хлопнула дверь, снаружи лязгнул засов. Я начал кататься по полу тесной комнатушки, надеясь найти что-нибудь острое, что поможет разорвать пластик и даст мне хотя бы шанс содрать с себя кокон. Увы, все тщетно. Извиваясь невероятным образом, дюжину раз попытавшись встать и грохнувшись на каменный пол, я обнаружил, что не могу подняться на ноги. Слабую, очень слабую надежду давала дверная ручка, но с тем же успехом она могла бы находиться от меня в миллионе миль.
Митчелл Кортни, топ-менеджер «Фаулер Шокен ассошиэйтед». Митчелл Кортни, руководитель проекта «Венера». Митчелл Кортни, будущий разоблачитель консов. Митчелл Кортни катается по полу импровизированной тюремной камеры посреди самого мерзкого, самого подлого агентства, когда-либо пятнавшего собой нашу профессию, а впереди его ждет предательство и, если повезет, быстрая смерть. По крайней мере, об этом не узнает Кэти. Пусть думает, что я погиб на леднике смертью идиота, с чего-то вздумав покопаться в батарее…
Загремел засов за дверью. За мной пришли.
Однако когда дверь отворилась, я увидел перед собой не лес ног в брюках, а всего лишь пару тонких щиколоток, обтянутых нейлоновыми чулками.
– Я люблю тебя! – проговорил надо мной странный, какой-то мертвенный женский голос. – Они говорят, надо подождать, но я не в силах ждать!
Хеди! Хеди со своей иглой.
Я пытался позвать на помощь, но из груди не вырывалось ни звука. Хеди с горящими глазами склонилась надо мной. В комнате словно похолодело градусов на десять. Она впилась мне в губы бескровными губами; это было как клеймение раскаленным железом. А в следующий миг я ощутил сильный укол в челюсть, и страшная боль охватила левую сторону головы и лица. Все погрузилось в алый туман; очевидно, на несколько секунд я потерял сознание.
– Очнись! – раздался надо мной все тот же мертвенный голос. – Я хочу тебя! Очнись!
Теперь словно молния ударила в правый локоть. Я вскрикнул, дернул рукой… и обнаружил, что рука движется!
Снова бескровные губы прижались к моим губам, снова игла вонзилась в челюсть, как видно, разыскивая тройничный нерв – и нашла. Снова перед глазами сгустился багровый туман, но я не позволил ему поглотить себя. Преодолевая невыносимую боль, я сосредоточился на одной мысли: рука! Моя рука свободна! Хеди проткнула мембрану кокона, и теперь его можно сорвать!
Опять укол: теперь боль каким-то образом переместилась в правую руку. Новый рывок – и эта рука на свободе!
Кажется, я схватил Хеди за шею сзади и сжал изо всех сил. Точно не помню. И не хочу вспоминать. Но через пять минут пришел конец и ее «любви», и ей самой. Потом я рвал и сдирал с себя пластик. Освободившись из кокона, с трудом, со стонами я поднялся на одеревеневшие ноги.