Торжествующий дух

Священник Сторожев показывает: «В Воскресение 20 мая (2 июня) я совершил очередную службу — раннюю Литургию — в Екатерининском Соборе и только что, вернувшись домой около 10 часов утра, расположился пить чай, как в парадную дверь моей квартиры постучали. Я сам открыл дверь и увидел перед собой какого-то солдата невзрачной наружности… На мой вопрос, что ему надо, солдат ответил: «Вас требуют служить к Романову.» «Ну, к бывшему Царю», — пояснил пришедший… Я, захватив все потребное для богослужения, пригласил о. диакона Буймирова, с которым в сопровождении того же солдата поехали в дом Ипатьева. С тех пор, как здесь помещена была семья Романовых, дом этот обнесли двойным дощатым забором. Около первого верхнего деревянного забора извозчик остановился. Впереди прошел сопровождавший нас солдат, а за ним мы с о. диаконом. Наружный караул нас пропустил… Поднявшись по лестнице, мы вошли наверх, к внутренней парадной двери, а затем через прихожую в кабинет (налево), где помещался комендант. Везде, как на лестницах, так и на площадках, а равно и в передней были часовые — такие же вооруженные ружьями и ручными бомбами молодые люди в гражданском платье… Комендант, не здороваясь и ничего не говоря, рассматривал меня… Я спросил, можно ли после богослужения передать Романову просфору, которую я показал ему. Комендант осмотрел бегло просфору и после короткого раздумья возвратил ее диакону, сказав: «Передать можете, но только я должен вас предупредить, чтобы никаких лишних разговоров не было»… Зал, в который мы вошли, через арку соединялся с меньшим по размерам помещением — гостиной, где ближе к переднему углу я заметил приготовленный для богослужения стол… От окон отошли трое, — это были Николай Александрович, Татьяна Николаевна и другая старшая дочь, но которая именно, я не успел заметить. В следующей комнате, отделенной от залы, как я уже объяснил аркой, находилась Александра Феодоровна, две младшие дочери и Алексей Николаевич. Последний лежал в походной (складной) постели и поразил меня своим видом: он был бледен до такой степени, что казался прозрачным, худ и удивил меня своим большим ростом. В общем вид он имел до крайности болезненный, и только глаза у него были живые и ясные, с заметным интересом смотревшие на меня, нового человека. Одет он был в белую нижнюю рубашку и покрыт до пояса одеялом. Кровать его стояла у правой от входа стены, тотчас за аркой. Около кровати стояло кресло, на котором сидела Александра Феодоровна, одетая в свободное платье, помнится темно-сиреневатого цвета. Никаких драгоценных украшений на Александре Феодоровне, а равно и на дочерях, я не заметил. Обращал внимание высокий рост Александры Феодоровны, манера держаться, манера, которую иначе нельзя назвать, как «величественной». Она сидела в кресле, но вставала (бодро и твердо), каждый раз, когда мы входили, уходили, а равно и когда по ходу богослужения я преподавал «мир всем», читал Евангелие, или мы пели наиболее важные молитвословия. Рядом с креслом Александры Феодоровны, дальше по правой стене, стали обе младшие дочери, а затем сам Николай Александрович… Комендант стоял все время в углу залы около крайнего дальнего окна на весьма, таким образом, порядочном расстоянии от молящихся.

…Став на свое место перед столом с иконами, мы начали богослужение, причем диакон говорил прошения ектении, а я пел. Мне подпевали два женских голоса (думается, Татьяна Николаевна и еще кто-то из них), порой подпевал низким басом и Николай Александрович (так, он пел, например, «Отче наш…» и друг.). Богослужение прошло бодро и хорошо, молились они очень усердно. По окончании богослужения я сделал обычный отпуст со Святым Крестом… Я сделал шаг вперед и одновременно твердыми и прямыми шагами, не спуская с меня пристального взора, первым подошел к Кресту и поцеловал его Николай Александрович, за ним подошла Александра Феодоровна, все четыре дочери, а к Алексею Николаевичу, лежащему в кровати, я подошел сам. Он на меня смотрел такими живыми глазами, что я подумал: «Сейчас он непременно что-нибудь да скажет», но Алексей Николаевич молча поцеловал Крест. Ему и Александре Феодоровне диакон дал по просфоре. Затем подошли к Кресту доктор Боткин и служащие — девушка и двое слуг.

30 июня (13 июля) я узнал, что на другой день 1/14 июля — воскресенье — о. Меледин имеет служить в доме Ипатьева Литургию, что о сем он уже предупрежден от коменданта, а комендантом в то время состоял известный своею жестокостью некий Юровский — бывший военный фельдшер. Я предполагал заменить о. Меледина по Собору и отслужил за него Литургию 1/14 июля.