Торжествующий дух

Охватившее было меня радостное чувство сменилось тупым отчаянием. О. Алексей всячески успокаивал меня. Мне ничего не оставалось, как сказать, что я подчиняюсь священной для меня воле Ее Величества и что еще сегодня же выеду в Покровское. В церковь пришел камердинер Их Величеств (это был служитель Кирпичников, как я впоследствии узнал), который вошел в алтарь и еще раз со слезами на глазах передал мне благодарность Их Величеств за приезд и за привезенные подарки… Он же передал мне, что Государыня заплакала, когда узнала о несчастии, случившемся с Ее полком. Затем он передал мне, что Их Величества обязательно желают меня видеть, хотя бы из окон, что он за этим и послан в церковь, чтобы идти впереди меня, так как Их Величества могут меня не узнать в штатском. Попрощавшись и получив благословение от о. Алексея и передав Кирпичникову пакет, в который были завернуты оставшиеся еще у меня книги, я следом за ним вышел из церкви.

Еще издали я увидел Их Величеств и Их Высочеств, находившихся рядом с балконом в окнах второго этажа. Государь стоял рядом с балконной дверью, рядом в окне и на подоконнике сидел Наследник. За ним, обняв Его талию, стояла Ея Величество. Рядом с Государыней стояла Великая Княжна Мария Николаевна, а за Государыней и Великой Княжной Марией стояли, вероятно на чем-то высоком, Великие Княжны Ольга и Татьяна.

Не доходя шагов двадцати до угла дома, я остановился, и для того, чтобы выгадать время, сначала достал только что полученный мундштук, потом стал искать в карманах портсигар и спички. Их Величества и Их Высочества сразу же узнали меня и я заметил, что они с трудом удерживались от смеха, до того я был комичен в своем долгополом штатском осеннем пальто и в своей заячьей шапке Петербургского лабазника.

Когда я после долгих усилий, затягивая время, пристроил свою папиросу к мундштуку, а потом поднял голову и закурил, я увидел, как Ее Величество едва заметно кивнула мне головой, а Наследник с видимым любопытством оглядывал меня с головы до ног и что-то говорил Государыне.

Во мне все клокотало, и нервные спазмы сжимали горло. Мне стоило огромных усилий, чтобы не показать своего волнения и сдержать готовые сорваться рыдания. Постояв еще немного на углу, я медленно, медленно пошел вдоль фасада. Их Величества и Их Высочества стали переходить от окна к окну. Дойдя до конца дома, я повернул обратно, все время не спуская глаз с окон. Когда я дошел снова до угла, навстречу мне попался извозчик. Я остановил его, сел в санки и снова проехал мимо дома. Я приказал ему ехать в конец улицы, где находился колбасный магазин. Сделавши закупки в магазине, я демонстративно положил большой пакет себе на колени, приказал извозчику ехать прямо мимо дома к себе в гостиницу. Их Величества, видимо поняли мой маневр, и когда я проезжал, они все еще были в окнах. Но это уже был один только миг. Я успел уловить еще легкий кивок головы Государыни и губернаторский дом скрылся из моих глазах. Я был безумно счастлив, что увидел Их Величеств, что заветное мое желание исполнилось, что я сдержал данное себе в ту достопамятную ночь, когда их перевозили из Царского Села в эти края, клятву в том, что я доеду, во что бы то ни стало, до Их нового местопребывания, но в то же время я был до глубины души потрясен беспомощностью Их и своего положения…

Этого дня я никогда не забуду. Это был день, когда я последний раз видел Их Величеств, людей, которых я боготворил и боготворю, которым верно служил и ради которых, когда угодно, не задумываясь готов был отдать свою жизнь. Через два часа готовая тройка стояла около подъезда гостиницы. 10-го марта в 11 часов 5 минут вечера приехал я в Тобольск и в 4 часа дня 12 марта пришлось мне его покинуть.

Марков С. В. Покинутая Царская Семья. Вена, 1928. С. 194–220.

До разговора с Государем, Яковлев дважды приходил к Наследнику, который был в это время тяжело болен гемофилией. Вместе с доктором Деревенько, он осматривал больного.

…После известия о предстоящем отъезде Государыня находилась в тяжелом, смутном душевном состоянии. Ведь она уезжала с мужем, оставляя опасно больного, горячо любимого сына.

…Государыня, подав для поцелуя руку, сказала: «Берегите Алексея».

…Тотчас же по отъезде на смену стрелкам и Кобылинскому явилась большевицкая охрана под предводительством комиссара Родионова и Хохрякова, людей грубых. Охрана состояла почти всецело из нерусских.

…Никого из живущих в доме никуда не выпускали, введя совершенно тюремный режим. Хохряков, вместе с доктором Деревенько, посещал больного Алексея Николаевича.

Волков А. А. Около царской семьи. Париж, 1928. С. 62.