Читаем Тоска по Лондону полностью

Тридцать лет спустя, заграницей, я понял, что уже тогда попал за границу, ее передвинули.

Я не решал задач по матанализу, не мог стряхнуть оцепенения. Опять подумалось, что зал — часть другого мира, живущего в себе и для себя, не соприкасаясь с нахлынувшим. Он обладал высшей опрятностью, говорил на языке с большой примесью польских слов, звучавшем совсем не как украинский, который я семь лет усердно учил в школе и, казалось, неплохо знал. Этот мир не одним только произношением отгораживался, но и изысканным обращением в третьем лице. Он пахнул кофе с цикорием, носил шляпы, сапоги-англики с твердыми, словно втулки, голенищами и дружелюбно здоровался со мною на улицах голосами незнакомых людей. Мой робкий ум, поглощенный сексуальными проблемами, сделал несколько робких вопросов. Но поставлены они были неуклюже, да и задать их было некому. Я просто запомнил вечер в библиотеке, вот и все. Запомнил потому, что чувствовал себя одиноким и несчастным, а вспоминаю теперь, в это холодное солнечное утро, как один из счастливейших.

Я был свободен тогда. Затерян и одинок, а потому свободен в царстве рабов.

Еще помню гордость от того, что, одолев величие библиотечного зала, разобрал главу учебника и решил задачи по матанализу.

Увы, я уж не тот, хоть и кажусь себе прежним.

Город мой, и ты не тот. Но все равно, будь мне опорой. В конце концов, это ты в известной мере вдохновил меня на то, что делаю. Твои храмы. Твои могилы. Несчастные твои обитатели.

Почему не останется ничего-ничего, виденного моими глазами именно так, как это увидел я, хотя бы единственной картинки, окрашенной моими эмоциями и понятной другим? Это было бы таким утешением!

Тсс, где-то ты у истоков объяснения людской активности, юноша. Еще усилие — и тебе откроется сокровенное, стимул жизни, смысл вещи в себе. Ну же!

Нет, не по Сеньке шапка. Пусть другие, кто поумнее, попробуют с достигнутого мною рубежа.

Впрочем, не исключено, что стартуя с этой точки, они зайдут в тупик. Я-то давно уже не верю в разгадку бытия.

ГЛАВА 31. НА ПОГОСТЕ

Жизнь непредсказуема.

Можешь подготовить операцию, просчитать варианты, подходы и отходы, гениально все осуществишь и не потеряешь ни единого человека, но сам подорвешься на старой мине, поставленной своими же саперами.

Это не выдумка, так было.

Жизнь не планируется. Не планируется, и все тут. Особенно вся, в целом. Она удается. Или не удается.

Вряд ли дозволено человеку самому подводить итоги. До какой степени весомы его суждения? Как по мне, они и есть верные. В этом утверждении имеются издержки, то же право придется признать и за ублюдкамив типа Сосо и Kо. Уж они свои жизни оценят по высшей шкале. А жертвы — что ж? Тому цена копейка, что без жертв. Это спишут на неведомые цели Провидения.

Ну да черт с ними. О себе я с полной уверенностью говорю: да, моя жизнь не удалась.

Но операция, последняя в моей жизни, в ней я проявил столько выдумки, даже удали, она была великолепна. Даже сказал бы, что, с моего появления в кабинете Первого, совершенна была. Кроме концовки. Как меня, обормота, угораздило не договориться о связи? Понадеялся на авось. Любой канал подлежит перехвату, кроме авося. Вот и радуйся. Перехвату не подлежит, но и связи нет.

Шорох капель и сочувствие деревьев бедовой моей голове, тоже влажное, живое и безмолвное, и ароматы прелой листвы всех галицийских древесных пород.

Был бы костюм поудобнее… Не плащ, не туфли, не галстук — здесь хороши сникерсы, толстые носки, джинсы, свитер… Плащ — типичное не то. Полтора дня на воздухе выводят мою биомассу из приличествующего ей статуса. Слишком много окислительных процессов и мало восстановительных.

Нет, я не граф Монте-Кристо. Не подготовлен оказался ко дню отмщения. Я продукт цивилизации, моя сопротивляемость теперь измеряется, вероятно, в отрицательных единицах.

И на кой иммунитет к вирусам и простуде, в любой момент меня могут кокнуть из-за угла. Даже предусмотрительность играет сейчас против. Если кадры Крошки взяли мой след при встрече с Жучилой — на это я напросился сам, (они продолжают вести меня, хоть я сделал невовозможное, чтобы оторваться, и чувство слежки, шестое чувство титского гражданина, безмолвствует. Ну даже, допустим, потеряли они меня, ведь шастают вокруг. Ну даже, скажем, могу поручиться за Крошку, но он-то за своих остолопов ручаться не может, каждый второй работает и на него, и на Косой Глаз, и на ГУГ. Встретит, взмахнет рукой, обождет, сколько надо, потом позвонит: «Так что, товарищ полковник, нашел я его на кладбище мертвым».

Поленился просчитать до конца. Раньше тоже ленился — сходило. А здесь…

Эвент, только не говори, что так мне и надо. Ты и сам где-то в жизни просчитаешься по лени. Предостерегаю.

А начиналось-то все как!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное