Читаем Тоска по Лондону полностью

Я спал? Вряд ли это можно назвать сном. Я словно клюнул носом и очнулся. Глупо тратить время.

С детства мое тело пугало меня сигналами. Колотье, задыхания, замирания сердца… Жизнь оказалась прожита вспять. Тот ужас небытия, сотрясающий, диктующий поступки, который приходит, когда люди пристально глядят в зеркало и мысленно определяют сроки, он выпал на мою юность. Необходимость умереть хотя бы и в неопределенном будущем приводила разум на грань срыва, единичный перебой сердца казался концом. Теперь перспектива вполне ясна, и день мой — век мой, но я притерпелся к телу и так стал равнодушен к его воплям, что на кофепитии с Балалайкой даже весьма скверные перебои не испугали, а рассердили: вот еще докука! И нате вам, именно теперь — пожалте, выбирайтесь вон. Хоть не так тело ново и удобно, как было когда-то, зато привычно и все еще могло бы служить убежищем моей одинокой душе…

Бесшумно отворилась дверь, в нее протиснулся маленький лысый толстяк с умными черными глазками. Он переступил порог, и дверь за ним плотно прикрылась, из чего я понял, что толстяк водворен для беседы. Он огляделся на дверь, скорчил гримасу и подмигнул — неплохое начало для знакомства в застенке, где улыбается лишь смерть. На толстяке был черный гольф, серый костюм, американские башмаки — не такая уж редкость в наше время. Но главное, конечно, перстень с могендовидом.

— Послушайте, — сказал он, — я читал ваши книги и знаю, что вы неглупы, хотя в избытке ума я вас, извините, обвинять тоже не стану — исключительно по результатам. Без обид, лады? Что это вы затеяли играть с шулерами — вы, карт в руках не державший? Обштопают ведь. А ставка уже не жизнь, это бы куда ни шло, ставка — смерть. Они как на духу в курсе ваших самоубийственных настроений. Без обид, лады? Говорю, что думаю. И состряпают вам такое, от чего волосы на всем теле дыбом встанут.

— Вы пришли с поручением попугать? — спросил я, тщательным произношением компенсируя дефицит зубов.

— Да бросьте! Думаете, если будете хорошо держаться, они к вам проникнутся? Времена рыцарства миновали.

— Значит, пора их возрождать. А почему вы говорите — они, они? Разве вы — не они? Без обид, лады? Говорю, что думаю.

Благодушие сошло с лица толстяка.

— А вы та еще заноза. Нет, я не они. Я консультант МИДа.

— МИД во Львове?! Вот почему консультантов МИДа терпеть не мог, чуяло мое сердце…

— Бросьте! — сказал он. — Мы же были знакомы…

— Не помню. Это не играет роли.

— А что играет роль, странный вы человек?

— Послушайте, вы же видите, как я плямкаю, уходите к чертовой матери, не вовлекайте меня в болтовню.

— Как вас не вовлекать, когда даже меня вовлекли? Да я до смерти себе не прощу, если не сумею…

— Не сумеете. Убирайтесь.

— Вы, оказывается, и в жизни такой, как в книгах, — занудный и принципиальный дидактик.

— Разве это жизнь? — ухмыльнулся я, но тут меня кольнуло: — Я дидактик в книгах? В каких это?

Ты-то знаешь, Эвент: единственная книга, в которой я дидактик, — это туалетная рукопись, еще и не книга. Как, и ты считаешь, что в этом чтиве много наставлений? Ведь подведение же итогов!

— Во всех! Вы не показываете факты, вы их навязываете.

— Факты навязчивы, — сказал я, успокаиваясь, — и неотступны. Но ваш любимый автор — если, конечно, есть у вас такой помимо Государственного Казначейства, — безусловно пишет иначе.

— Хотите меня обидеть, но я не обижусь, не в том вы положении, чтобы на вас обижаться…

— Это верно, я в положении, чтобы меня обижать.

— Я? Вас?

— Вы меня. Критикуете мой стиль в камере пыток. Вряд ли у меня будет возможность учесть вашу критику.

— Для того я и пришел, чтобы у вас появилась возможеость.

— Сколько это стоит? — Он развел руками и огляделся. — Вы и впрямь пришли мне помочь?

— Ну конечно, — с мукой нечистой совести простонал он.

— Тогда оставьте перочинный нож и уходите.

Начиная всхлипывать, он стал рыться в карманах, извлек ключи, лихорадочно отцепил от кольца ножик-брелок с полмизинца, и я понял, что эксперт-негоциант свершает деяние жизни, рискуя уже не только карьерой, но даже, быть может, счетом в банке. Также я понял, что их и такой вариант устроит. Они запугали беднягу описанием предстоящих мне процедур, и, протягивая мне этот пахнущий яблоком и наверняка тупой ножик, он действует не по инструкции. На что они и рассчитывают.

— Спасибо, — сказал я, — на пороге вы вернули мне веру в людей. Не надо, мы не должны делать этого и освобождать мерзавцев от ответственности. Я вспомнил, мы дерябнули с вами на приеме в обществе Знание, да? Идите с Богом.

Лицо его искривилось, он повернулся и стал неистово молотить в дверь, она открылась, закрылась, и из коридора донесся его вопль.

Нервишки стали у людей! Эдак и сам завопишь…

Деликатно стучу. Попить бы впрок.

Тишина. Выпровоживают посла.

Что ж, пора досказать себе недосказанные истории. Не из своей жизни, этого-то и стремлюсь избежать…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное