Тоска по Лондону

Однажды встретились в эмиграции старые камарады — школьный хулиган Гарик и я. Речь зашла о Кирюше Зубаровском, и Гарик удивился: «Обожди, разве ты не знал, что он покончил с собой? Повесился, не мог больше переносить наших матюков, мы ж его нарочно изводили. Я, правда, этим не злоупотреблял…»

Верно, Гарик не злоупотреблял. Подзуживал, и то мимоходом. И вообще, Гарику можно верить, он не трепло. Но я не принял на веру ни первого его утверждения, ни второго. Не повесился Кирюша. Думаю, выбросился со своего жуткого шестого этажа, окна как раз выходили во двор. И не потому, что наши обормоты довели его матюками, больно много они на себя берут.

Почему же?

Учился хорошо. И равной успеваемостью по всем предметам дома его не донимали. Правда, насколько припоминаю, донимали физкультурой…

Но физкультура — это ведь не могло стать причиной…

Он не пришел в школу в среду. Узнали мы о его смерти в субботу. Хоронили в воскресенье. На похоронах шептались о пятнах, якобы выступивших за несколько дней до смерти. Дескать, грипп; осложнение; дескать, кровоизлияние в мозг…

Как по мне, синяки довод в пользу того, что он выбросился из окна. Второй довод — Кирюшина биологическая образованность. Он знал, какой выход легче. Я бы в минуту малодушия тоже выбросился, кабы было откуда и куда.

Между прочим, не оттого ли положили Кирюшу черт знает где, что попы отказали в освященном месте для погребения среди натурально усопших?

И вот что интересно: от попов, даже ввиду вероятности такого поворота, семья не утаила правды, а от нас…

Языком ощупываю десны, жмурясь от боли, и — рраз! — перед глазами зеленая вода Мексиканского залива, светлый песок, шум прибоя, парус одинокий на ровной нити горизонта, ветерок, жена с книгой на солнцепеке, я под навесом запиваю пивом хот-дог за квадратным деревянным столиком, сработанным из добротного материала, здесь такой идет на дорогую мебель, а то был просто пляжный столик на болтах с округлыми головками, я машинально гладил металл и тосковал по литературному творчеству: через день предстояло вернуться в производственный американский адик, а это тебе, Эвент, не Щель Кодификации, где в рабочие часы мы развлекались чтением романов, написанных в традициях титризма…

Деградация сущего. Сбываются мечты параноиков. Параноики, как правило, обладают сильным характером и обычно добиваются своего… Как в анекдоте о негре, плетущемся в пустыне: «Боже, сделай меня белым и чтобы вокруг было много обнаженных женщин!» Бенц — и ты уже не негр, ты биде в женском туалете…

Вдруг словно подбросило изнутри, я сел на тюремном топчане.

Кирюшка. Физкультура. Школьные вечера с девочками. Хулиган Гарик был в порядке. Я смущался до одеревянения. А Кирюша гибнул. Помню, он демонстрировал непостижимые мне манеры в обращении с девочками. Но им нужно было другое, и это им мог предложить хулиган Гарик. Не я и тем паче не Кирюша. Мы обращались с ними, как с феями. А они не хотели быть феями! О, не думай дурного, Эвент, и Гарик не был таким уж мужчиной, но был земным, с ним девочки могли вести себя, как маленькие женщины. Картинки, которые рисовал Гарик, были ясны.

Какие картинки рисовались в Кирюшиной голове?

Внешне Кирюша был в порядке. Вовремя вскакивал, здороваясь кланялся (анахронизм!), подавал стул, но краснел и бледнел поминутно. Если мой язык нес околесицу, то кирюшин немел и западал. Всех нас, мальчиков и девочек, мучили грешные видения. Кирюшу, видимо, потрясали.

А семья была интеллигентной. Семья знала теорию и требовала, чтобы Кирюша избывал энергию в спорте. Кирюша здорово бегал и боролся, но в спортзале был сарделька — низ классификации нашего заслуженного физрука. И вообще, кабинетнику Кирюше спорт был до фени. А никакой Фени не было, как водилось в доброе старое время, чтобы чистые мальчики сбрасывали дурную кровь. И Кирюша — правдивый, чистый, кристальный — не вынес противостояния мечты и действительности.

Так творилась благополучнейшая в мире статистика самоубийств. Интересно, сколько случаев, подобных кирюшиному, погребено под стандартными осложнениями. А из двухсот утонувших в лето пятидесятого года егупецских подростков сколько действительно утонуло, а не утопилось.

И еще вопрос: сколько лучших, таких, как Кирюша, погибло под бременем титской педагогики? И не является ли нынешний кризис следствием дефицита идей, а дефицит идей следствием того, что оригинально мыслящие гибли, а выживали в лучшем случае такие, как Хеся и я?

Да, крепка была титская власть. Не исчислить ни преступлений ее, ни жертв. За что и искупление будет мучительно. Опять страдать будут потомки. Караешь детей за грехи отцов…

Как уберечь детей?

Ну, концы я спрятал.

Мирон исчез. Анна тоже. Поиски Брета свидетельствуют, что след утерян. Молодчина. О, в него я верю. Но их разыскивают вместе… Это испытание из тех, что сводят навсегда. Устроилась судьба Анны с хорошим человеком. Грустно? Теоретически. Будущего у меня все равно нет.

Опекун остался в стороне, мои контакты с ним оберегались так, что я даже не оставил ему копию рукописи.

Рукопись в тайнике под унитазом.