Тоска по Лондону

— Нэт, — сказал он, — музыку паручым Араму Хачатарьяну. Он очын хароший кампазытор, Арам, хоть и армян, талантылывый, панимаэш, только мыня нэ очын лубыт. Лубыт, но нэ очын. Зато музыку напышэт атылычную и палучыт за ные Сталынскую пырэмию пэрвой сытэпэни, панимаешь…

— Скучно тебе, Сосо. Не людская у тебя жизнь. Все желания исполнимы. Победа. А дальше? Мировое господство? Неизбежно по логике событий. А потом? Скучно!

— Скучно, Шалва. Шисдисат пять мине било в сорок чытвортом, война… Значит, юбилей сыпаравлять будэм в сорок дивьятом. Пэрэдставлаэшь пишьност? Очэн будэт пишьно! Рэчи, адырыса, пырывэтствыя, дэлэгацыи… Скучать буду ужжжжжяяяясна! Что дэлать, надо, Шалва, надо…

— Я тебя о мировом господстве спрашиваю. Достигнешь, а потом? Умирать все равно придется.

— Это ми изчо пасмотрым, Шалва, это ми изчо паглядым! У миня целый институт Богомольца над бессмертием работает… Куда ты? Обожди, Шалва, мы с тобой такие старые друзья, уже никого не осталось, кто знал бы меня так давно. Я тебя нежно люблю, а ты всегда такой надутый, Шалва, распротак твою мать, разве это по-товарищески?

— Уже давно истекли две недели, что ты дал на поиски Гения. У тебя был шанс исправить хоть одно злое дело…

— Потеряли Гения, Шалва.

— Убили???

— Кто сказал — убили? Найти не могут. Большое, понимаешь, хозяйство — все эти люди на исправлении. Но это ничего, Шалва…

— Да… Ну, да, конечно. Это ничего. Это пустяки. Бабы нарожают новых гениев. Пенсне ты, конечно, не накажешь…

— Как можно, моя правая рука. Разве можно свою правую руку расстрелять?

Победитель. Юморист. И вечно со словом расстрел.

— От меня помощи больше не жди.

Смеется.

— Твоя помощь больше не нужна, Шалва. Помнишь, ты однажды выразил желание судить меня. Дела на фронте шли у нас не очень хорошо, на игры не было времени. Теперь и развлечься можно, дела окончены. Интересно, понимаешь, суд истории представить, каким потомки Сталина судить будут. Почему такой процесс не провести — история Сталина судит? Согласен, Шалва, в трибунале председательствовать? Двое нас, ты и я.

— Тебя надо судить тройкой.

— Глупый ты. Я великим деятелем истории стал. Меня даже ненавидящие гением называть будут. Гением зла, но гением.

— Гений — не для зля определение…

— Детали! Моя воля самые большие армии всех времен и народов двигала. Не хочешь самого большого в истории судить? Только правдивые показания давать обещаю.

— Вот уж чего не нужно, так это твоих показаний. Я свидетель. О том, какое место тебе отведено в истории, мы с тобой не узнаем. Но не это меня занимает, а та бессмысленная петля, в какую вы народы Российской империи вовлекли. У меня тут достаточно времени было последние два года. И материал оказался под рукой. Неужто все услышать хочешь?

— Всего я сам не знаю, Шалва. Специально старался не знать. А кто знал, к тем принимал меры…

— Помню, как к Рамзаю. Но и покойники свидетельствуют. У тебя прекрасная библиотека оказалась. Конечно, корифеями твоими большая работа проделана, многое переписано, перепрятано, перекручено. Но истину установить можно.

— И-и-и-и-и — например?..

— Плеханов. Сам знаешь, над вами как пик над кротовыми кучами высился. В осуждение этого гиганта вы оставили в его биографии, что он был против переворота. Не скрыли, что умер в Финляндии после того, как вы власть узурпировали…

— С Финляндией недоглядели…

— Плеханов помог мне сформулировать главный пункт обвинения против Ульянова и всей шайки: Захват власти и установление диктатуры без намерения использовать захваченную власть в интересах населения страны. Вы совершили величайший обман в истории. Лозунг «Мир народам!» принес кровопролитнейшую Гражданскую войну, в ней потерпели поражение и аристократия, и народ, потерявшие лучших сынов и дочерей. В войне погибли моральные ценности и побежденных и победителей, а на смену пришла мораль люмпенов, она еще сыграет свою роковую роль…

— Лес рубят, Шалва… Но зачем в историю полез, Шалва? Победа! Я победил! Победителей не так судят!

— Не твоя победа! Не ты победил! Победители плакали сегодня, тебе в ноги штандарты вермахта швыряя! Кто видел, как ты трусил? Как дрожал и трясся? Я видел! И ты мне смеешь?!..

— Ну, вошел в роль, Шалва! Настоящий обвинитель! Ну, давай, давай… Где же у меня эта маленькая штучка?..

— Мастер лжи, твой учитель вызвал замешательство лозунгами. «Хлеб голодным»… Этот голодную смерть принес, самую первую, в Поволжье. «Земля крестьянам»… Этот подлейший был, заткнул рты даже таким, как Плеханов. Как их не понять, передел земли — «Черный передел» — был целью их жизни! И вроде знали, что цель не оправдывает средства, возражали, но все словно чужими руками делалось, передел еще при Временном правительстве начался, хотелось дать крестьянам равные шансы хоть на старте… Плехановцы своего долга перед историей не выполнили. Обязаны были понять в свое время столыпинские реформы, обязаны были ваш подлый обман понять. Не поняли ни того, ни другого, и твой учитель ограбил крестьянство, ты добил, а из оставшихся класс сельско-хозяйственных рабов создал.