И тут появились крысы. В годы военного мора они расплодились на человечине и сплотились в подобие орды. Они форсировали Днепр в районе Кременчуга и стройными колоннами шли на Егупец. Каким образом удалось проникнуть в их намерения — это осталось непостижимо, но вера в титскую военную разведку через посредство пацанов передалась взрослым, город трепетал. Крысы приближались, с их приходом ожидалось массовое выступление городских крыс всех родов и сословий, населению предстояло быть съеденным, либо вымирать от туляремии, либо бежать куда глаза глядят. А пока суд да дело, соль, мыло и спички снова исчезли из магазинов.
Эта увлекательная игра не могла не вовлечь нас.
Из школы мы возвращались мимо большого гастронома, на углу Владимирской и Большой Житомирской, в обеденный перерыв, между двумя и тремя, и становились в очередь. Взрослые не обращали на нас внимания и торопились мимо. Но мы были упорны, терпеливы и не спешили домой делать уроки. Лишь первую жертву подловить, а там дело пойдет! И подходила какая-нибудь бабуся: за чем очередь, соколики? Падлюки-соколики отвечали: за мукой (гречкой, сахаром, маслом, все в дефиците). Теперь проходящая публика спрашивала уже не у нас, сопляков, не заслуживающих доверия. А бабуси, как ни странно, сочиняли еще смелее, выдавая желаемое за действительное. Оказывается, они сами видели и не скупились на описания того, что, и когда, и сколько завезли и когда станут давать. Нам оставалось не очень заметно смываться. Лишь последнего мы подбирали тщательно, ему надлежало сыграть роль. Он оставался почти до открытия, а потом спохватывался и говорил бабусе, что побежит домой за мешочком и деньгами, это тут, рядом. Он искательно заглядывал бабусе в глаза и молил не забыть его. Потом мы наблюдали за развитием событий: как пухла очередь, как начинала волноваться, бунтовать, ломиться в дверь, требуя завмага, милицию, протокола и возмездия, возмездия за утаенные продукты!
Считается, что дети не могут быть мещанами, это привилегия взрослых. Ого! Мы повторяли взрослых — и даже с эффектом усиления. Конечно, выродки всегда имеют место, знаменитый математик сказал мне — один из десяти. На нашем классе закон демонстрировал свое совершенство: на 45 человек выродков было ровно 4,5. (Половинку, ты, конечно, угадаешь, Эвент.) Если кто-то в классе и не тянулся к Кирюшке, то лишь потому, что не светило. Оставшиеся образовали как бы кружок циклически избираемых. При христианнейшей православности Кирюшка к конформизму ни малейшей склонности не имел. Оступившийся на скользкой дорожке морали исчезал с его горизонта навсегда. Мы погрязали в грехах не хуже взрослых, и кружок таял.
Я — держался. Очевидно, снобом я был от рождения. Меня, черт побери, не устраивала перспектива, что при очередной встрече он поглядит сквозь.
Со временем мы с ним, по его инициативе, разумеется, затеяли дипломатический церемониал с изощренным оформлением нот и меморандумов и с изысканным ритуалом обмена. Могу привести содержание типичной ноты: поскольке-де ваш вассал Крот (лицо действительное) нанес оскорбление действием (дал пинка в зад) нашему вассалу Коту (лицо действительное, тупое легендарно. На этом лице, когда выходило отвечать урок, глаза загорались огнем, а уши разворачивались к черепу под прямым углом. Этот парень рожден, чтобы кормить толпу референтов и не удивлюсь, если кормит. Он, кстати, не был жаден. Подсказывали ему шопотом с последней парты, ловил, как прибор. А, может, не дали ему кормить референтов, использовали в качестве прибора…) Итак, ваш вассал обидел нашего, и Его Светозарное, Солнцеликое, Громоносное, Снисходительнейшее во Вселенной Величество желает сатисфакции и предлагает Вашему Высочеству (не более!)… А далее что-то предлагалось в качестве компенсации, без руко-ногоприкладства или иного физического воздействия, не материальное, моральное, но унизительное. Степень унижения зависела от силы полученного пинка и настроения Светозарного, а также от Его Величества готовности накалять обстановку и идти на осложнения. Словом, как у людей. Я опять дал маху: в ответ на очередное наглое, но безупречное по тону послание Солнцеликого ответил нотой, на ноту ультиматумом. (Ага, оказывается, я уже тогда был решительным…) Ответа не последовало, но вассал Светозарного объяснил: за ультиматумом следует война, и ноты неуместны. Так прервалась эта игра, завершившая очередной цикл.
(Я с тех пор ультиматумы прекратил. Балалайка — исключение по причине бессилия и отчаяния.)