Тоскана, нарисованная вином

Я вскипятил воду, посолил, закинул пасту, тщательно следя за варкой (я очень хорошо помнил, что случается, если не уследить за кастрюлей) и отмеряя время, написанное на пачке. Потом вспомнил, что мой отец всегда пробовал пасту на готовность. Я долго пытался выловить одну из длинных bucatini, которые постоянно соскальзывали с вилки, и в итоге чуть не переварил их. Слив воду, я отложил несколько штук коту в миску, а свои, выложив в глубокую тарелку, полил оливковым маслом и посыпал перцем. Оказалось вполне вкусно, хотя и очень просто. Аранчино же уселся на полу статуэткой и укоризненно уставился на меня своими изумрудными глазами. Тут я понял, что поступил крайне неразумно: как кот будет есть длинную пасту? Надо было варить fusilli[2]! Они как раз имелись в шкафу. Как полный кретин, я принялся нарезать bucatini помельче, хорошо, никто не видел меня за этим занятием. Зато Аранчино оценил мой труд по достоинству.

После ужина я воспрянул духом, правда ненадолго. В доме было тихо-тихо, никакого телевизора, интернета или хотя бы соседских споров, доносящихся из открытого окна соседнего дома. Тут и дома-то соседнего не было… Лишь мои шаги гулко отзывались в тишине. Свет в доме горел тускло и совсем не жизнерадостно, да и тот не во всех помещениях. Я почувствовал себя маленьким брошенным мальчиком, а вовсе не взрослым хозяином фермы. Даже убежать захотелось куда-нибудь в людное место, лишь бы не слышать эту удручающую тишину. Хорошо хоть кот был рядом. Он словно почувствовал мое настроение и забрался мне на плечи.

Преодолев минуту слабости, я отправился в спальню и понял, что у меня нет даже постельного белья и полотенец. Хотя последнее и не требовалось: воды ни в одной из ванных комнат так и не обнаружилось, а вымыться под кухонным краном я никак не мог.

– Даже спать негде… – прошептал я.

Аранчино спрыгнул с меня и, вскочив на кровать, вальяжно развалился на плюшевом покрывале, призывно глядя мне в глаза.

– Предлагаешь спать прямо так? Даже не раздеваясь? – уточнил я.

– Мур, – невозмутимо ответил кот.

Я с опаской опустился на кровать, и она скрипнула под весом моего тела. Но матрас был мягким, и, обняв кота, я почти сразу заснул.

Утром меня разбудил яркий солнечный луч, заглянувший в комнату. Я лениво открыл глаза и зажмурился. Спать при таком свете вообще невозможно. Я потянулся и сел на кровати. Через мгновение я вспомнил, где нахожусь, и почувствовал, как взволнованно забилось сердце. Поднявшись, я подошел к окну и распахнул его. Перед моим взором раскинулось рыже-золотое поле, купающееся в рассветных лучах. Легкий ветер носился над ним, играясь с колосьями, а внизу прямо под окнами уже во весь голос пели звонкие птицы. У меня аж дух захватило от этой красоты. Я сел на широкий подоконник, Аранчино примостился на моих коленях, и мы, как два изваяния, застыли, пораженные утренней красотой.

– Madonna, che bellezza…[3] – прошептал я, гладя кота по рыжей голове. – Аранчино, это самое красивое место, какое я когда-либо видел…

Мы минут двадцать созерцали дивный пейзаж, пока солнце не стало слишком ярким. Тогда я предложил коту спуститься в кухню и посмотреть, имеется ли здесь кофе.

Да, рядом с пачками пасты стояла банка намолотого кофе, наполовину пустая, а в шкафу я нашел старый кофейник. К счастью, кофе я умел варить, правда, в Милане у меня была дорогая электрическая кофеварка, но и с такой примитивной я умел обращаться. Я распахнул кухонное окно, чтобы впустить свежий воздух, звонкие птичьи трели и еще больше света, и Аранчино тут же взобрался на столешницу, где образовался солнечный прямоугольник.

Пока я возился с кофе, раздался телефонный звонок. Обычный звонок, какой раньше издавали стационарные телефонные аппараты. Конечно, существуют люди, которые ставят себе такие звонки на мобильник, но я не принадлежал к их числу. Потому я тут же замер, держа в руке кофеварку и прислушиваясь. Через некоторое время – длящееся странно долго – звук повторился. Я опасливо осмотрел комнату в поисках древнего аппарата, хотя мне показалось, что звук доносился откуда-то с улицы.

Может, в саду кто-то есть?

Поставив кофейник на стол, я двинулся к открытому окну. Но в тот момент, когда я собрался высунуться из него, от оконной створки отделилось что-то немаленькое, расправило широкие белые крылья и, задев мою голову, влетело в кухню. Аранчино апельсиновым мячиком с грохотом рухнул со столешницы и, выгнув колесом спину, попятился в угол. Откровенно говоря, я тоже почувствовал впрыск адреналина. Птица сделала круг под потолком, а потом опустилась на спинку стула.

Это был большой белый какаду.

– VogelKarl! VogelKarl! – изрекло сие перьевое создание.

Я ошарашенно смотрел на попугая. Потом мотнул головой, чтобы прогнать оцепенение.

– Что ты такое говоришь? – спросил я.

– VogelKarl! VogelKarl! – прокудахтал он.

– Извини, я не понимаю твоих речей, – сказал я.

Попугай переступил на стол и прошелся по нему, цокая когтями.

– Wie geht es dir, – издал он очередную абракадабру.

– Послушай, ты, видимо, ошибся адресом… – двинулся я к нему.