– Этот подлец решил, что наследники Дубягина спрятали иконы в его могиле. Дубягин скончался незадолго до революции, уже можно было догадаться, к чему все идет… Его дети собирались бежать. Они положили иконы в гроб, чтобы вернуться за ними. Но не вернулись. Аметистов был уверен, что они так там и лежат до сих пор. Ждут его, сволоту! – Последние слова Полина Ильинична выплюнула с невыразимым отвращением.
Маша вспомнила лай Цыгана по ночам.
– Так это, значит, Аметистов отирался на кладбище! Вот почему собака лаяла!
– Он пытался сдвинуть могильную плиту, – кивнула Беломестова. – Может, у него и вышло бы, но мешал Цыган. Лаял, рычал… Невзлюбил он Аметистова. Тогда тот его отравил. Подбросил мяса с крысиным ядом.
Маша ахнула.
– Боялся, что на лай в конце концов кто-нибудь придет, и тогда ему конец. – Полина Ильинична злорадно усмехнулась. – Уж мы бы разнесли повсюду, как радетель за восстановление православных ценностей раскапывает чужие могилы! Тварь он бессовестная. Но Цыган-то наш какой умница: хоть и наелся отравы, но дотянул до утра, рычал, не подпускал Аметистова к могиле. А потом уж рассвело, и ему пришлось исчезнуть. Чисто бес – с рассветом смылся.
Бледность и молчаливость старосты в то утро, когда она узнала об отравлении Цыгана, стала Маше понятна. Беломестова догадывалась, что несчастный пес заболел неспроста.
– В ту ночь Аметистову не удалось залезть в могилу. А потом у него случились какие-то дела, и три дня он не мог сюда приехать, хотя и рвался изо всех сил. Заявился нынешним утром, часов в шесть, когда уже светало. Сдвинул могильную плиту. А под ней – пакет. Он залез внутрь, конечно…
Утро. Холодно. Побагровевший мужчина опускается на колени и осторожно разворачивает сверток. Маше представились лопнувшие сосуды в его глазах: он двигал плиту в одиночку, никому не решаясь довериться. Что он увидел? Ей не хотелось даже представлять. Запах разложения должен был предупредить его, что окажется внутри.
– Аметистов знал об исчезновении Марины?
– Еще бы! Все знали. К тому же он был с ней знаком.
– Он догадался, кто это, по рыжим волосам, – вслух подумала Маша. – Сопоставил исчезновение Марины, труп в могиле и ваше нежелание восстанавливать церковь. Но зачем он посадил там водителя?
– Аметистов заявился ко мне около восьми, – ровным голосом сказала Беломестова. – Он чуть не чокнулся от счастья, когда понял, что в могиле Марина. Заикался, хохотал, матерился – чисто буйнопомешанный на марше. Сказал: «Без вашей воли, Полина Ильинична, здесь даже кошка не обгадится. Вы это все затеяли, вы и больше никто». Поставил меня перед выбором: или я поддерживаю его затею с церковью, или он приведет полицию. Он говорил – и все время лапки потирал, точно муха. Радовался так, будто клад нашел. Кстати, когда он Марину вытащил, он еще и в гроб Дубягина залез, не удержался. Никаких икон там, конечно, не обнаружил. Но ему это было уже и не важно.
Она ссутулилась.
– Я так растерялась… Даже не нашлась что ему возразить. Задним умом сообразила: надо было ему встречно пригрозить полицией. Не просто так ведь он полез в могилу, его бы тоже за это могли наказать! В общем, если и были у Аметистова сомнения в том, что к Марининой гибели я приложила руку, то по моему поведению он все понял. Я сама себя выдала. У меня уже нервы были ни к черту. С одной стороны, боялась, что тебя укокошат – не Бутковы, так Пахомова. Тряслась, что у Колыванова колесики снова сойдут с рельсов и он проговорится тебе, что мы же тебя и убили. Потом Цыган чуть не сдох… Я и спать почти перестала, и есть не могла, все думала, как бы тебя отсюда поскорее выпроводить, чтобы не закончилось твоей смертью. Считай, сама себя сдала Аметистову. Может, если бы перед кем-то другим раскололась, было бы не так обидно, а вот перед ним… Самой от себя тошно. Ты про водителя спрашивала? Аметистов ведь не дурак. После того как он раскопал могилу и обо всем догадался, он вернул все на место. Пакет стащил в яму, плиту снова подвинул. Думаешь, после этого Аметистов сразу отправился ко мне? Ошибаешься! Сперва он метнулся в Анкудиновку, там ночевал его шофер. Привез его сюда и посадил охранять могилу. Иначе, сама подумай, я бы первая туда прибежала, вытащила тело и перепрятала бы. И что тогда? Как меня прищучить? Никак! А пока тело там, я даже дернуться не могла.
– А что за фрески?
Беломестова отмахнулась.
– Да бред! Аметистов сочинил это наспех, чтобы водитель отмахивался своим враньем от нас, как веткой от мух. Никаких фресок там нету и быть не может. Сам Аметистов рванул в Смоленск. Он собирался привезти целую бригаду строителей и оставить их сторожить по очереди церковь. А на третий день тут появились бы журналюги. Аметистов надел бы меня на руку, как эту куклу, с которой выступают в детском театре…
– Бибабо.