Тот, кто стоит за плечом

Тот продавец, из сна, был с царапиной по всему лицу. И где-то далеко, словно на старой фотографии, Санек вдруг увидел, как он сам опускает кусок арматуры на прилавок, как летят в разные стороны рыжие апельсины, пуская фонтанчики сладкого сока. Он наносит удар не глядя, куда-то вперед, и алая кровь заливает лицо жертвы… А он уже несется дальше, не разбирая дороги, в голове его мутится от избытка адреналина, он ничего не соображает…

И сейчас, приглядевшись, Санек вроде бы приметил легкий след от шрама, шедший через все лицо продавца. Ему стало дурно, к горлу подступила тошнота.

– Десять за пучок, – широко улыбнулся мужчина и добавил: – Бери, дорогой. Не пожалеешь, такой кинзы тут больше ни у кого нет. Отнесешь маме, она тебе с ней баранину потушит, пальчики оближешь.

– Давайте, – еле слышно выдавил Сашка. Он почему-то совсем засмущался. Кинзу он не любил, но матери она вроде бы нравилась…

«Когда смотришь в лицо, труднее бить», – почему-то некстати промелькнуло в голове.

Он отошел от прилавка, в памяти опять словно что-то щелкнуло. Санька двигался вперед, но не видел рынка, а видел только то, как он, налетая вместе со всеми, сжимая в руке кусок арматуры, в раже наносит удары. Крушит, ломает, высвобождая какую-то древнюю звериную энергию, спавшую в нем до этого момента. И лучше бы она спала дальше, решил он, в цивилизованном человеке она должна спать.

Стараясь больше не рассматривать продавцов, Сашка переключил внимание на их товар и быстро пробежался по списку. Куриные бедра, картошка, морковь, макароны, мороженая рыба… Этим, к счастью, торговали в основном продавцы и продавщицы славянской внешности. С ними было как-то легче… Хотя тетка, у которой он покупал соленые огурцы, как две капли воды была похожа на коварную предательницу из сна, которая заманила их в будку, а потом сдала омоновцам…

Он снова застыл у какой-то палатки, углубившись в свои мысли, и вздрогнул, когда его опять кто-то окликнул. Прямо перед ним стоял восточный мужчина, на сей раз похожий на узбека или таджика, как определил для себя Санек. Продавец улыбнулся, поймав блуждающий задумчивый взгляд Санька, и протянул ему яркую, словно нарисованную на рекламной картинке, грушу – мол, хочешь?

Санек остервенело мотнул головой и, подняв ворот куртки, быстрым шагом прошел мимо.

«Что они все ко мне пристают? Что им всем от меня надо?» – в раздражении подумал он.

Сбоку, у входа на склад, среди наваленных пустых коробок он заметил маленькую девочку, смуглую, черноволосую и черноглазую, которая играла прямо тут, в грязи, в какие-то свои детские игры, возюкая пальчиками по затоптанному множеством ног снегу. Он удивился – как же так, никто за ребенком не следит? Она же может подхватить какую-нибудь заразу, заболеть. Санек огляделся вокруг, но никого из взрослых поблизости не увидел. Девочка, словно услышав его мысли, подняла голову. Первое мгновение она смотрела недоверчиво, но не выдержала и улыбнулась. Он было рассердился, но подумал, что и вправду, наверное, выглядит сейчас комично – насупленный, завернутый по уши в куртку, мрачный. Санек прыснул, а потом и вовсе засмеялся во весь голос. Так они долго стояли и хохотали, не говоря ни слова и тем не менее зная друг про друга что-то важное, что объединяет людей на всех материках и континентах и делает их понятными.

В этот момент Санек, наверное, и осознал главное – мы все люди, человеки, так сказать. Между нами есть общее, независимо от того, кто где вырос и кем является в жизни, – аборигеном в Австралии или ненцем в тундре. И это общее превыше всего остального.

Тут дверь склада открылась, на улицу вышел плотный коренастый кавказец с наглой мордой, одетый в черную кожаную куртку. Следом за ним плелся тот самый пожилой продавец, у которого Санек купил кинзу. Первый явно отчитывал его, судя по жестикуляции и гневным интонациям, – слов Сазонов не понимал, они говорили на незнакомом языке. Продавец что-то жалобно ныл в свое оправдание.

«Видимо, начальник», – понял Санек. Первый продолжал раздраженно и быстро отчитывать своего работника, потом слегка толкнул его в плечо. Тот в ответ поминутно кивал, пытаясь поймать взгляд своего босса, к его лицу словно приклеилось заискивающее и виноватое выражение. Саньку стало его почти что жалко.

Бросив на прощание несколько хлестких слов, от которых пожилому сделалось уж совсем дурно, кавказец в кожанке сел в припаркованный рядом тонированный «Мерседес» старой модели и уехал. Продавец некоторое время расстроенно причмокивал языком, потом позвал с собой девочку, и они скрылись из виду.