Сергей скинул с плеч ружье и рюкзак и сел на одно из бревен. Чтобы занять руки, он положил ружье себе на колени и стал рассматривать рисунок, покрывающий цевье и приклад.
Павел Тимофеевич вернулся к погашенному костру, сел напротив Денисова и закурил.
— Я тебя сегодня не узнаю, — сказал Павел Тимофеевич, выпустив облако дыма и внимательно посмотрев на племянника он. — Ты какой-то хмурый.
— Есть немного.
— Переживаешь из-за того, что я убил человека? — спросил дядя.
— Нет. Если б ты не выстрелил, он бы размозжил мне голову.
— Верно. Не знаю, видел ли ты его в тот момент, а вот я разглядел его лицо. Елагин был невменяем. В таком состоянии он мог сделать с тобой все, что угодно.
— Я тоже так думаю.
— Тогда что тебя беспокоит?
Сергей задумчиво посмотрел на дядю.
— Дело в том, — подбирая подходящие слова, медленно произнес он, — не знаю, как тебе сказать… но… ты убил не «варфоломеевского зверя»:
Павел Тимофеевич изумленно посмотрел на Денисова.
— Не зверя?! Что за ерунда?! Ты хочешь сказать, что я убил невиновного человека?!
Дядя усмехнулся, настолько бредовым показалось ему замечание племянника.
— Нет. Елагин виновен в том, что происходило в вашем селе, но не он убил Дубининых и Гребнева.
— Ерунда какая-то, — дядя не скрывал своего удивления. — Ты хочешь сказать, что в селе действовала целая банда?! Что, кроме Гребнева и Елагина, за золотом Дубинина охотились еще какие-то люди?!
— Да, — невозмутимо согласился Денисов. — По крайней мере, один. Это точно.
Павел Тимофеевич хотел что-то возразить, но задумался, понимая, что Сергей говорит абсолютно серьезно. Подумав, он спросил:
— Еще вчера ты был совсем другого мнения. Что произошло за это время?
— Я узнал кое-что сегодня, когда Старостин меня допрашивал.
— Что ты узнал?
— Вспомни, почему мы считали, что Елагин убийца. Во-первых, мы точно знали, что именно Елагин попал к нам в засаду, когда мы караулили Гребнева в доме, где тот ночевал. Елагин, когда убегал от меня, поскользнулся возле ручья и оставил на земле отпечаток своей руки без указательного пальца.
— Ну.
— Мы решили, что он вернулся потом и убил своего приятеля, как ненужного свидетеля.
— Верно.
— Потом мы узнали, что Елагина видели возле дома Дубининых перед пожаром с бутылкой бензина в руке. Затем нашли лопату, которой копали в ночь после пожара.
— Ну, да. Верно. Были и другие доказательства того, что Елагин убил всех этих людей.
— Если бы мы с самого начала сказали Старостину одну простую вещь, то все сложилось бы по-другому. По крайней мере, нам бы не пришлось убивать Елагина.
— Какую вещь? — недоумевая, куда клонит Сергей, спросил дядя.
— Сегодня на допросе я сказал Старостину, что Елагин был левшой, и оказалось, что мы ни разу Старостину об этом не говорили.
— И что из этого?
— Он этого не знал, — пояснил Денисов. — Не понимаю, как мы могли, столько раз общаясь со Старостиным, ни разу не обмолвиться о том, что Елагин был левшой?!
— Ну и что из того? Я не пойму. Он действительно был левшой. Мы предположили это после того, как он ударил тебя палкой по голове. Потом подтвердилось, что Елагин — левша.
— Но Гребнева и Дубининых убил не левша!!! В том-то и дело!
Павел Тимофеевич удивленно посмотрел на Сергея.
— Старостин сказал мне, — пояснил Денисов, — что по тому, как нож вошел в тело жертвы, можно определить, в какой руке убийца держал нож. Михаила Дубинина, Гребнева и Николая Дубинина убил не левша, а обыкновенный человек. Причем сделал он это мастерски. Едва ли левша стал бы держать нож в неудобной правой руке, когда совершал убийство.
— Ну и новость! — удивленно пробормотал дядя.
Он задумался ненадолго, после чего, не скрывая своего беспокойства, заметил:
— Значит, я убил не того?!
— Ты убил сообщника «варфоломеевского зверя», но не его самого, — пояснил Сергей.
Дядя и Денисов замолчали.
— Неожиданный разговор у нас получился, — заметил Павел Тимофеевич, когда немножко пришел в себя. — Почему ты не сказал мне об этом сразу сегодня утром?
— Поначалу потому, что не хотел тебя расстраивать. Ведь ты был уверен, что застрелил убийцу. Я не знал, как тебе сказать, что мы ошибались.
— А потом?
— Потом я долго думал об этом и решил, что нам следует поговорить там, где нам никто не будет мешать.
— В лесу?! Так ты пошел со мной ради этого разговора?!
— Да.
— Мы разве не могли поговорить дома?
— Могли. Но здесь мы можем поговорить откровенно, так сказать, по-родственному. Я надеялся, что в тайге, где нас никто не увидит и не услышит, ты скажешь мне правду.
— Правду? — Павел Тимофеевич удивленно посмотрел на племянника. — Какую?
— Это ты убил их?!
Лицо Павла Тимофеевича вытянулось. Он изумленно взглянул на Денисова, словно пытаясь найти в глазах племянника намек на шутку или розыгрыш. Но Сергей был абсолютно серьезен.
— Убил?! Сережа, ты в своем уме?!
Денисов не сводил с Павла Тимофеевича пристального взгляда. Лицо и тело Сергея были так напряжены, что казалось, он готов в любую секунду вскочить и направить на дядю лежащее у него на коленях ружье.