Тот самый

Я не стал распаковывать посылку. Я и сам не знал, что в ней было, но мне почему-то не хотелось ни с кем этим делиться. Там было только мое имя, а значит, содержимое предназначалось мне одному.

Вернувшись из аптеки, я вывалил из пакета на кровать Алисы несколько пластинок с таблетками и поставил на тумбочку стакан с водой, стараясь вести себя как обычно. Алиса всегда замечала мелочи, и я не хотел выдать новую тайну. Все привычное люди делали автоматически, сами того не замечая, поэтому я пытался быть нормальным. Слегка замедлив шаг в дверном проеме, я ждал, что Алиса окликнет меня. Я не услышал ее голос, даже когда аккуратно прикрыл дверь. Простуда и усталость усыпили бдительность Алисы.

Я заперся в своей комнате, чувствуя легкое волнение, и прыгнул на кровать, прижимая посылку к груди. Подо мной скрипнуло несколько ржавых пружинок, и скрип показался мне настолько оглушительно громким, что я тут же пожалел о неаккуратном приземлении. Выждав несколько секунд, я вновь начал дышать и достал сверток из пакета. Посылка была прямоугольной и твердой. Оглаживая растрепавшийся уголок картонной бумаги, я думал, что еще никогда не получал посылок. В руках я держал не просто посылку – тайну. Всегда приятно знать чуть больше, чем остальные, хранить секрет и чувствовать себя особенным.

Подрагивающими от нетерпения пальцами я разорвал картон: в руках оказалась книга с гладкой глянцевой обложкой. Джек Керуак «В дороге». Я провел невидимую линию по корешку и осторожно раскрыл книгу. На форзаце темнели острые неровные буквы, по всей видимости, написанные в спешке: «Я совершил сделку с твоей совестью. Конфуций».

Я порывисто завалился на спину, вновь провоцируя пружинки на скрип. Поднеся книгу к лицу, я коснулся кончиком носа гладкой бумаги и втянул запах типографской краски. Сейчас в голове крутилась только одна мысль. Она казалась мне самой значимой, отличающейся от других мыслей.

Это мой подарок.

Мой настоящий подарок. Подарок, не приуроченный ни к какому празднику, был для меня необычным. Настолько необычным, что мне захотелось тут же встать и обвести сегодняшнюю дату в календаре красным маркером. Этого делать нельзя: Алиса быстро заметит. С тайнами Алиса обращалась грубо: она выдергивала их из темных уголков души умелыми манипуляциями. Для этого ей не нужны ни сила, ни железные клещи. Только слова.

Я вновь перелистал страницы в самое начало и шепотом прочел первые строки:

– «С Дином я познакомился вскоре после того, как расстался с женой. Я тогда перенес серьезную болезнь, распространяться о которой не стану, скажу только, что она имела отношение к страшно утомительному разводу и еще к возникшему у меня тогда чувству, что кругом все мертво. С появлением Дина Мориарти начался тот период моей жизни, который можно назвать жизнью в дороге»[1].

Порой и меня преследовало чувство, что все вокруг мертво, недвижимо и безнадежно. Только это не делало меня интересным героем книги какого-нибудь знаменитого писателя.

Я захлопнул книгу и поставил ее на полку среди других. Мама и Алиса не знали, сколько у меня книг, поэтому я мог не бояться за свою маленькую тайну.

Вспомнив ночной разговор с Киром, я стал искать информацию в интернете о Северной короне. Созвездие с красивой историей.

Кир не соврал. Существовало несколько версий о появлении короны у Ариадны, но самая популярная – версия о подарке Диониса своей возлюбленной.

«Небо – брачный мой дар: звездой просияешь на небе. Путь в ночи кораблям Критский укажет Венец».

Около часа я провел в блуждании по интернету, выискивая новые факты о созвездии.

В нашем доме по-прежнему властвовало молчание. Алиса болела и почти не выходила из комнаты, с особым рвением сосредоточив все внимание на Горации; мама ни в чем не уступала ей и запиралась в спальне. Находясь в заточении и томясь в импровизированных темницах, они упивались одиночеством. Я остался один вместе с маленьким призраком.

Дни сменяли друг друга, словно неотличимые тени. В один из таких дней мы с Жекой отправились в больницу. Ей все еще не сняли гипс, на котором переливались акриловые, чуть размытые краски, но причиной нашего визита стал вовсе не перелом.