В тот вечер, 18 апреля 2010 года, «Рома» вышла на поле свежеиспеченным лидером таблицы, «Лацио» расположился около зоны вылета. Между нами было 31 очко – пропасть, в которой каждый, кто знаком с мистикой дерби, увидел бы приготовленную ловушку. Она не замедлила проявить себя: Рокки забил в начале матча, а дальше все было как в тумане. Ужаснейший первый тайм, нас надо было менять всех. Но это фигура речи, а в раздевалке нас ждала реальность. Возможно, самая удивительная из тех, с которыми я когда-либо сталкивался в перерывах.
– Меняем Франческо и Даниэле.
Голос Раньери – негромкий, но очень резкий – обладает свойством прекращать разговоры. Невероятное впечатление: в перерыве в раздевалке обычно шумно – кто-то радуется, если есть повод, кто-то злится на партнеров, кто-то молится, потому что получил удар и чувствует боль, кто-то бежит в туалет, потому что приспичило, и, если тренеру есть что сказать, он ждет, когда снизится уровень адреналина. В тот раз Мистер сразу объявил о заменах, и это погрузило раздевалку в ледяное молчание. Я чувствовал, что все смотрят на нас: с игры снимают двоих римлян, тех, кто больше других стремится выиграть дерби. Раньери пошел на невиданный риск. Мы вдвоем не дрогнули ни мускулом, парализованные сначала удивлением, затем огорчением. Думаю, что секунд на десять жизнь в раздевалке замерла, все застыли, как статуи, такие сцены можно наблюдать в кино, в фантастических фильмах. Но спустя немного – видя, что с нашей стороны нет никакой реакции, – жизнь возобновилась, ребята начали стягивать пропитанные потом футболки, чтобы надеть чистые, те, у кого были повязки, начали их перебинтовывать, кто-то пил воду. Мы с Даниэле, внезапно ставшие инородными телами, сидели, прислонившись к стене, бессильно наблюдая за тем, что происходит на сцене. Мы пошли в душ, когда все уже выбежали на поле, и наконец-то наши языки развязались: мы возмущенно заключили, что Раньери сошел с ума, потому что если он не перевернет ход матча, то к нему навеки приклеится ярлык дурака, который в римском дерби заменил Тотти и Де Росси. Мы были в бешенстве, отрицать это бессмысленно, в таком, что оба не хотели возвращаться на скамейку и смотреть за игрой. Мы переодевались очень медленно, как будто хотели обеспечить себе алиби. Через некоторое время в пользу «Лацио» назначили пенальти, который мог бы поставить точку в игре, но Жулио Сержио взял удар Флоккари; спустя еще немного пенальти били уже мы, и Вучинич забил, 1:1. Это было еще не все, только полдела. На кону был скудетто, и в конце концов мы с Де Росси выбежали к полю, чтобы увидеть блестящий гол Вучинича со штрафного и чтобы присутствовать при успехе Раньери, не показывая, что мы обижены.
Силы характера ему не занимать, тут не поспоришь. В первом тайме плохи были все, но своим заключением о том, что мы в этом матче были «слишком римляне», он показал себя во всей красе. И не только. Розелла расскажет мне позже, что в перерыве она спустилась к коридору около раздевалки и, узнав о заменах, остановила выходящего Раньери.
– Ничего мне не говорите, – вежливым, но твердым голосом сразу же предупредил он ее.
– Но я президент клуба! – напомнила ему Розелла.
Он лишь приложил палец к губам. Разумеется, Розелла не стала бы его просить изменить свое решение, и, даже если бы мы проиграли, с Раньери ничего бы не случилось, несмотря на его отказ выслушать ее: она тоже была порядочным человеком, и тренер это знал. Это не означает, что Клаудио проявлял свой характер всегда и везде, защищая свои идеи на пути к скудетто, за которым он гнался на протяжении всей своей карьеры и который после победы в дерби казался очень близок. Я переживал за себя, и я переживал за него в следующем матче против «Сампы», который стоил нам титула. И не только. Чтобы вы понимали те чувства, которые я испытываю к Раньери, скажу, что я, кажется, никогда не болел за иностранную команду так, как за его «Лестер» несколько лет спустя. Я писал ему СМС перед каждой игрой, и в день его триумфа получил ответ: «Спасибо, Франческо, ты принес мне удачу!»
Ну, хотя бы в этот раз получилось.