Тотти. Император Рима

В то утро позвонил и Ванильи. Он был убит. После столкновения со мной «Олимпико» сделал его вечер непростым, потому что по мере поступления новостей на стадион росла злость тифози. Знаю, что в раздевалке он плакал, узнавая новости обо мне, и утешать его было бесполезно. Я сказал ему, что не сомневаюсь – он не хотел отправлять меня в больницу (и он действительно этого не желал), но что, возможно, играй он не так грубо, это пошло бы на пользу ему в глазах других людей. Он заверил меня, что он не грубиян, и я ему ответил:

– Ладно, не бери в голову, это был просто несчастный случай.

Про себя же подумал, что это был прежде всего несчастный случай, а не просто, потому что четыре фола за шесть минут – это все же многовато. Но было правильнее закрыть эту тему.

В клинике я провел четыре дня, и ее персонал трудился над регулированием потока людей: с одной стороны – родственники и друзья, с другой – простые тифози, которые хотели, чтобы я чувствовал их любовь. Они ежедневно покоряли холм Монте Марио. Это было человеческое тепло, которым я гордился, но которое создавало и некоторые неудобства, потому что я читал на лицах персонала беспокойство от такой необычной, непредвиденной ситуации. Я понимал, что доставлял неприятности и что нельзя все время быть готовым раздавать автографы, делать фото, говорить несколько слов по телефону («Моему брату, он большой фанат «Ромы»!). Все было именно в таком ритме, и я немного думал об этом вечером, когда гасили свет и последними уходили мама и папа. Кто знает, каким меня видят люди, которые не интересуются футболом, как они контактируют со мной (рано или поздно это становится неизбежным в нашем городе) и как они терпят побочные эффекты этих невероятных проявлений любви? Где пределы их терпения и с какого мгновения они перестанут меня терпеть, как это могло бы, например, случиться в клинике? Эти мысли удручали меня с первого дня госпитализации, мешали заснуть, тем более что я лежал в постели весь день и предпочел бы скорее хорошую прогулку.

Я ворочался, пытаясь заснуть, обычные электронные часы показывали одиннадцать, и в тишине изящного здания клиники, что возвышается над Римом, я услышал шаги в коридоре, а потом – тихий стук в дверь, явно рассчитанный на то, что услышу его только я. Там, за матовым стеклом, маячила чья-то тень, и я совершенно автоматически сказал:

– Войдите.

Лучано Спаллетти. Одиннадцать вечера, а Мистер украдкой пробрался в мою палату. У него в руках был довольно объемный пакет, он сделал мне знак молчать, прикладывая палец к губам, достал из упаковки складную доску и блок больших белых листов. И, как будто внезапно вспомнив о чем-то, он повернулся ко мне и спросил:

– Ты ведь не спал?

– Нет, Мистер, не получается заснуть.

– А! Хорошо, хорошо…

И, успокоившись, продолжил сборку. Спустя полминуты она была закончена. Он вынул из кармана черный маркер.

– Так, дорогой Франческо, наметим «Рому» будущего сезона. Я пишу варианты, потом обсуждаем все «за» и «против» по каждому игроку.

Я был изумлен и растроган. Он понял это, он это предвидел и быстро стал размечать эту странную «Монополию». Написал имена троих вратарей, шестерых защитников, шестерых полузащитников и пятерых нападающих.

– Начнем. Выбери одного, представь, что у нас нет трудностей с бюджетом, об этом думать будем потом…

Четыре ночи я оставался в «Вилла Стюарт», и четыре вечера подряд, в одиннадцать, приходил Спаллетти, а уходил в три часа ночи. То, чем мы занимались, было, по сути, разговорами о футболе. Анализ игроков, которых «Рома» могла бы приобрести, был, конечно, предлогом, потому что на самом деле мы говорили обо всем – от стиля игры европейских грандов до особенностей «римского контекста», самого масштабного для него, приехавшего из «Удинезе». И конечно, также и для меня, никогда не видевшего ничего, кроме «Ромы». Это были четыре долгие и вместе с тем интересные ночи, Мистер оказал мне большое доверие. И, начав обсуждение трансферного рынка, вовлек меня в текущие дела «Ромы» именно тогда, когда могла бы создаться некоторая дистанция, если не сказать больше, потому что до августа о моей игре за клуб и разговора быть не могло. Я помню большое чувство единения между нами в те ночи, даже привязанность, и впоследствии, через много лет, я уже не смогу постичь его поведение. Но то были дни, когда Спаллетти вел себя со мной необычно, и будет справедливо отдать ему должное.

ЧЕТЫРЕ НОЧИ Я ОСТАВАЛСЯ В «ВИЛЛА СТЮАРТ», И ЧЕТЫРЕ ВЕЧЕРА ПОДРЯД, В ОДИННАДЦАТЬ, ПРИХОДИЛ СПАЛЛЕТТИ, А УХОДИЛ В ТРИ ЧАСА НОЧИ.

Спустя неделю после операции я уже был у бровки поля на «Олимпико», на костылях, морально помогал нашей победе в дерби – 2:0. Таддеи и Аквилани, празднуя голы, не забывали меня, подбегая к скамейке.