Товарищ Анна (сборник)

Он заговорил первым.

– Рыбалишь? – спросил он, и это был голос свежей, здоровой юности.

«Нет», – я мотнула головой, чувствуя, что глупо и счастливо улыбаюсь.

– Здесь полно рыбы, – сказал он. И правда, рыбы было много, она вилась у его ног, а когда он опустил в воду руку, прыснула в стороны, но тут же подплыла снова. Рыба не боялась его. Я не успела этому удивиться. – Хоть сачком лови, – засмеялся он, как от щекотки, и я засмеялась тоже, радуясь, что наконец нашелся повод для веселости. Он говорил с легким украинским акцентом, смягчая согласные и будто всегда чему-то удивляясь.

– А не холодно? – спросила я, понимая, что глупо дальше молчать. – В воде-то.

– Нет, – ответил он. – Я не чувствую. А ты недавно здесь?

Я кивнула.

– И ты? – спросила, хотя была в этом уверена, судя по его белой, совершенно лишенной загара коже.

– Я тут всегда.

В его голосе прозвучала лень и капризность, и эти первые признаки живого меня отрезвили. Надо было найти предлог, чтобы уйти, ведь не всегда он так будет стоять, и куда я тогда глаза дену? Но он вроде не собирался выходить.

– У тебя хлеба нет? – спросил он, глядя в воду. – Покормили бы.

Рыбы стало больше. Вода уже просто кипела. Появились крупные. Они толкались и крутились вокруг него, отгоняя мелочь. Они подплывали к нему близко, иногда слепо тюкались в ногу, вытягивали губы, клевали и покусывали кожу. Мне стало щекотно и жутко.

– Я сейчас принесу, – сказала и тут же, не оборачиваясь, пошла прочь с мостков.

Я специально сделала крюк и прошла по главной линии, прежде чем свернуть к Максовой даче. Мне все казалось, что за мною следят. Разумеется, возвращаться не собиралась. Зайдя в домик, я заперла дверь, забралась на веранду и сидела там до Максова приезда. Мне не хотелось, чтобы домик отличался чем-то от других пустых, спящих домов.

5

– Ты куда-нибудь ходила? – спросил Макс после ужина. Я помотала головой. Про свое странное знакомство мне не хотелось рассказывать. Я даже чувствовала себя виноватой за то, что была там, говорила и не ушла сразу. За то, что не переставая о нем думаю. Казалось, Макс будет недоволен, если узнает.

– Зря, – сказал он. – Тут красивые места. Пойдем погуляем.

И мы отправились к Волге.

Собственно, гулять больше было негде. Весь поселок пересекала единственная асфальтированная дорога, только там горели фонари, и только там можно было бродить в сумерках. Дорога шла вдоль берега. По ней изредка проезжали дети на роликах и великах, бродили праздные пожилые пары. По левую руку между домов открывалась Волга, застывшая и величественная. Далеко впереди темнела гряда островов, похожая на севших передохнуть перелетных черных лебедей.

Не выдержав, я ненароком расспросила Макса о соседях, и почти не удивилась, не встретив в его рассказе кого-то, хоть отдаленно напоминающего эфеба. Неясно было только, что почувствовала больше: радости или досады.

Мы дошли до конца полуострова, до косы, и я задохнулась от простора. Ширь была необыкновенной, другой берег тонул за горизонтом, и все походило на море. Ветер, дувший от воды, казался соленым, ленивые волны, шлепавшие о массивные бетонные ежи вдоль косы, – игристыми и пенными, а одноглазое небо, прищурив свое красное око, сонно поглядывало из-за горизонта, будто провожало приморский порт.

Справа, за поворотом, начинался залив и камыши. Когда Макс уже повернулся и отправился назад, я не удержалась и заглянула туда, в темную, мрачную протоку, будто надеялась кого-то увидеть.

6

– Так вот ты где живешь, – раздался на следующий день голос у меня за спиной, и я вздрогнула, резко выпрямилась, выныривая из кустов помидоров, и от этого на миг потемнело в глазах. Но даже так я поняла, что явился эфеб и уже входит в калитку. – А чего вчера не пришла? Я ждал.

«Врешь», – хотела сказать я, но промолчала. Надо было подавить плеснувшую внутри радость и состряпать возмущенное лицо. А еще унять испуг. За это время он прошел, сел на скамейку перед домом, отточенным движением поддернув на коленях белые брюки, закинул ногу на ногу и стал с улыбкой на меня смотреть. В одежде, правда чуть более аккуратной, чем можно ожидать в таком месте, он больше походил на человека, чем вчера. И в лице его мне показалось больше красок, а еще – капризного ожидания, не портившего, правда, его тонких, совершенных черт.

– Ты что, следил за мной? – спросила я и снова нырнула в помидоры, потому что смотреть на него было невыносимо.

– Ну почему же – следил. Просто я понял, где ты можешь быть.

– А ты уверен, что тебя сюда звали? – отозвалась я из зарослей.

– Вот всегда так, – фыркнул он. – Ты думаешь, тут очень-то весело? Тут чертовски скучно. Поговорить не с кем. А встретишь интересного человека – он сразу вот так.

– Как?

– Ну вот так. Как ты. Встанет раком и разговаривать не хочет.

– Ну, ты… – Я моментально выпрямилась. Он улыбался: явно добился своего. Я стянула резиновые перчатки, бросила их в ведро с обрезанной ботвой и пошла к домику, негодуя. – Нахал ты! Я тебя даже не знаю!

– Конечно. А могли бы уже познакомиться, – совершенно спокойно сказал он, и мое возмущение стало сдуваться. Потому что с расстояния шага его лицо, вопреки ожиданию, оставалось прекрасным. Эту картинную, совершенную красоту не портили ни нахальные глаза, ни капризные, самовлюбленные губы.

– Тут тебе что, курорт, чтобы знакомиться? – спросила я тихо.

– Хочешь – будет курорт, – ответил он так же тихо, даже как-то вкрадчиво, будто говорил что-то совсем другое, отчего у меня мурашки побежали по спине. Я смутилась. Ощутила, что стою перед ним в старых шортах, застиранной Максовой футболке, вся перепачканная землей и травой по уши, и смутилась еще больше. Пошла за угол к умывальнику.