Товарищ Анна (сборник)

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, неистово терзая поршень и расплескивая воду. – Чего не в городе, раз так скучно?

– А тебя как зовут? – спросил он в своей игривой манере, и я почувствовала, что пялится на меня, перегнувшись из-за угла.

– Галя.

– А меня Ганя! – сказал, раскатывая свое г . – Галя и Ганя, здорово, правда! – Отчего-то его это очень веселило.

– А полностью как?

– Ганимед.

– Да ладно? – Я даже обернулась и вгляделась в него из мыльной пены. Ганимед – прекрасный юноша, за красоту украденный Зевсом, виночерпий на пиру вечно юных, бессмертных богов. Не верилось, что вчерашние мои эллинские аллюзии попали в точку.

– Не хочешь – не верь, – ответил он равнодушно.

Глаза защипало. Отвернувшись, я крикнула:

– Хватит таращиться! Умыться не даешь.

– Умывайся. Я любуюсь.

Я смутилась снова и утонула в воде и пене, а когда открыла глаза, он стоял рядом и протягивал мне полотенце. Он был неотразим и знал это, и, пока я не могла отвести глаз, вдруг стал склоняться к моему лицу, не отрывая взгляда. Но я вздрогнула и опустила глаза.

– Не то, – сказала, кивнув на полотенце. – Это кухонное.

Он взял его, замызганное, со скамьи, на которой сидел. Я сняла с гвоздя в стене чистое, вытерлась и пошла в дом. Разумеется, он пошел следом.

– И давно ты тут? – спрашивала я, пока он без церемоний осматривал дом.

– Достаточно.

– А раньше где жил?

Я думала, ответит: в Крыму или Одессе. Казалось, он откуда-то с моря. Откуда-то, где тепло и красиво. Но он не ответил, вернулся из комнаты, оценив:

– Хорошо так, уютненько. О, еще наверху что-то.

И взвился по лестнице. Совсем как мальчишка. Закричал оттуда:

– Ой, моя любимая!

Голос у него был звонкий, без жеманства и приторности, как был совсем недавно.

– Смотри! – Он перевесился с лестницы, потряхивая детской книжонкой. – Я ее наизусть знал, у меня такая же была.

– Что это?

– Гёте, «Лесной царь».

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?

Ездок запоздалый, с ним сын молодой… —

начал он читать по памяти, нараспев.

Дитя, оглянися; младенец, ко мне;

Веселого много в моей стороне…

Кривляясь и заглядывая в глаза, прыгал вокруг меня и завывал, изображая лесного духа.

Дитя, я пленился твоей красотой:

Неволей иль волей, а будешь ты мой…

В этом месте он сбился, остановился и зашуршал страничками, но дочитал с театральной интонацией до конца:

Ездок подгоняет, ездок доскакал…

В руках его мертвый младенец лежал.

– Жуть. Триллер, – сказал потом довольно, усаживаясь на табурете возле стены. Я улыбалась, моя в тазике помидоры и огурцы. Казалось, мы с ним знакомы всю жизнь.