Товарищ Анна (сборник)

– Сома? – Он вдруг о чем-то вспомнил и снова переменился. Замер, будто прислушивался. – А времени сколько?

– Полпятого.

– Мне пора. Все-все, пока. Мне уже пора.

Он улепетнул прежде, чем я успела ответить.

7

Идея с ухой мне понравилась. Как только мой эфеб ушел, я отправилась на станцию и накупила рыбешек. Картошка, лук – все было свое. Не хватало только водки, но это меня не расстроило. Я вдохновенно хлопотала, представляя радостное Максово удивление. Сладкий запах наполнил дом. Оставалось сидеть и ждать Макса.

И когда он приехал, я сразу принялась доставать тарелки.

– Садись, горячее пока, – в предвкушении ворковала, хватая в руку половник.

– А что это? – улыбался он.

– Уха! – Я радостно булькнула в тарелку рыбью голову в наваре и кусочках картошки и обернулась к нему.

Улыбки уже не было. По виноватому его лицу я поняла, что все пропало.

– Не будешь?

– Ну, Галь, понимаешь, дело в том, что я рыбу…

Он угадал все: и мое радостное возбуждение, и ожидание, и предвкушение сюрприза. Ему было жаль меня, но что он мог поделать? Он не мог притвориться.

Меня взяла досада. Я резко поставила тарелку на стол, схватила ложку и села, намереваясь умять все сама, ему назло. Не глядя на него, хмуро проглотила первую ложку. Было вкусно и от этого еще обидней.

– Я понимаю, было бы мясо. Но рыбу-то почему нельзя? Рыба, говорят, боли не чувствует.

– Да нет, я ее с детства, – извиняющимся тоном ответил Макс. – Просто потому, что рыбы утопленников едят.

Вторую ложку я выплюнула в тарелку.

– Специально, да? Сам не ешь, так мне аппетит портишь? – Ну, ты же спросила, – пожал он плечами. – А к тому же это правда. Рыба всеядна. Она и мальков собственных, и друг друга, и всякую гадость со дна. И утопленников.

– Когда я маленький был, – продолжал Макс, – меня к бабушке возили. Деревня тоже на реке была. Там такая тихая заводь. Ивы, коряга. С нее мальчишки рыбу ловили и купались, ныряли. А я маленький еще был, меня бабушка к ним не пускала. И пугала: вот утонешь, под корягой застрянешь, тебя рыбы съедят. Сам рыбьим станешь царем.

– Кем-кем?

– Рыбьим царем.

– Я в детстве себе это хорошо представлял, – продолжал Макс. – Что утопленников съедают рыбы, и они становятся рыбой, а кто-то из них – царем. Он мне представлялся большим придонным сомом с усами, но с человеческим телом. Мертвым, распухшим телом. Рыбий царь, царь смерти. Вокруг него рыбы, русалки всякие. А он сам – это все люди, мертвые люди, которых он съел. Все – в нем. Я себе это хорошо представлял. И он зовет как будто со дна. Наслушаешься, нырнешь – и не вынырнешь. Останешься у него. Им станешь. Царем смерти. У нас там ловили большущих, жирных сомов. Бабушка иногда брала, жарила или пироги пекла, но я уже тогда есть не мог. Они тиной воняют. Потом это на всю рыбу перешло.

– Психоз, – сказала я жестко.

– Психоз, – согласился Макс. – А что делать?