«Товарищ Керенский»

И все же министр подписал 11 мая соответствующий приказ, изменив, впрочем, окончательный вариант декларации: в нем была усилена власть командования, что и отразилось на редакции пунктов 14 и 18; Гучков не смог бы добиться этой уступки от социалистов[736]. Однако, как уже отмечалось, опубликована декларация была тремя днями позже. Одновременно с ней был опубликован и приказ Керенского от 12 мая, официально объявлявший о грядущем наступлении. В этом документе, обращенном к «воинам свободной России», Керенский напоминал о культивируемой им репутации «борца за свободу» и призывал к установлению «дисциплины долга» в «самой свободной» армии. Стиль приказа соединял риторику революционных речей и державную стилистику имперских манифестов:

В великий грозный час жизни родины нашей, воля народа призвала меня встать во главе всех вооруженных сил государства Российского. Безмерно тяжело бремя мое, но, как старый солдат революции, беспрекословно подчиняясь суровой дисциплине долга, я принял перед народом и революцией ответственность за армию и флот.

Все вы, воины свободной России, от солдат до генерала, выполняете тяжелый, но славный долг защиты революционной России. Только этот долг – помните это. Но, защищая Россию, вы боретесь и за торжество великих идеалов революции, за свободу, равенство, братство! Ни одной капли вашей крови не прольется за дело неправды.

Не для захватов и насилий, а во имя спасения свободной России вы пойдете вперед, туда, куда поведут вас вожди и Правительство. Стоя на месте, прогнать врага невозможно. Вы понесете на концах штыков ваших мир, право, правду и справедливость. Вы пойдете вперед, свободные сыны России, стройными рядами, скованные дисциплиной долга и беззаветной любви к революции и родине[737].

Биограф Керенского В. П. Федюк предположил, что одновременная публикация декларации и приказа о наступлении должна была совпасть по времени с известиями об успехах пропагандистской поездки министра на фронт. Декларация, адресованная левым силам, была призвана обеспечить поддержку ими наступления, а приказ о наступлении – примирить генералов с декларацией[738]. Это предположение представляется весьма вероятным. Можно добавить, что революционная риторика приказа была рассчитана на левых, а его содержание должно было привлечь на сторону Керенского либеральные и консервативные издания, которые действительно стали восхвалять приказ о наступлении.

Союзники Керенского расценивали принятие «Декларации» как «крупную победу демократии». Особое значение имело воззвание Исполнительного комитета Петроградского Совета[739]. Декларацию поддержали и некоторые войсковые комитеты. Представители 3-го армейского корпуса приветствовали «исторический акт, которым заложен прочный фундамент демократизации военной среды»[740]. Но все-таки среди множества резолюций, одобрявших в то время различные аспекты политики Керенского, поддержка декларации встречается редко. Расчет же на то, что приказ о наступлении нейтрализует протесты против декларации, ожидаемые «справа», оправдался не вполне, хотя даже в рядах конституционно-демократической партии она была встречена с осторожным оптимизмом. Военный обозреватель партийной газеты указал на уникальность проводимой реформы: «…декларацией этой даются русскому солдату такие права, каких не имеет ни один солдат ни в одной армии в мире». Общая оценка звучала так: «Декларация имеет своей целью поднять в армии дисциплину, несколько пошатнувшуюся в революционные дни, и перестроить жизнь армии на новых, демократических началах»[741].